Сигрид так и не соизволил появиться, так что фактически обязанности сотника пришлось исполнять мне. Подойдя к делу со всей ответственностью, я еще с утра толкнул перед личным составом короткую речь на тему «Наше дело правое, потому кто облажается – того урою». После чего поработал передаточным звеном между лейтенантом регуляров, который, не скрывая своего презрения к сиволапому мужичью, цедил через губу приказы о размещении штурмовых щитов, и собственно самим мужичьем из четвертой сотни, вынужденным эти приказы исполнять. Заодно попытался немного потренировать личный состав, заставив толкать щиты на исходные позиции «по-боевому», то есть не высовываясь из-за прикрытия. В полдень пришло время узнать, насколько эффективным оказалось это экспресс-обучение.
Обливаясь потом под своей кольчугой в обтяжку, я, пригнувшись, шагал по вытоптанной луговине вслед за здоровенным штурмовым щитом, напоминавшим по своей конструкции однобрусный артиллерийский лафет без пушки. Время от времени по команде лейтенанта регуляров я вместе с еще несколькими ополченцами налегал на «хвост» – толстое бревно с ручками, служившее опорой и рулевым устройством щита, – и подправлял курс нашего «танка». Сами регуляры жались к щиту, надежно укрывавшему их от любых посягательств со стороны защитников Игбруна. Приставленные к длинному хвостовику ополченцы находились в куда менее выгодном положении – нас вполне могли достать из луков, стреляя навесом. К счастью, плотность огня ирбренцев была никакая – в наш щит стукнула всего пара арбалетных болтов. Регуляры несколько раз пальнули в ответ через специальные бойницы, тем пока наша роль в сражении и ограничивалась.
На других участках было повеселее. Таран, выдвинутый к южным воротам, вынес это хлипкое сооружение с третьего удара, но дальше дело застопорилось. Какими бы жопорукими не считали герцогские командиры ополченцев из игбрунского гарнизона, соображалки на то, чтобы заранее завалить ворота, им хватило. А вот радикально укрепить стены было решительно невозможно, чем и воспользовались наши артиллеристы. Собранные вчера баллисты были облегченного типа, зато на позицию их выдвинули первыми, и свою работу они начали часа за три до общего штурма, так что к тому времени, как мы двинулись на приступ, эти машинки успели проделать приличную дыру в восточной стене. Туда-то и было направлено основное внимание как наступавших, так и оборонявшихся. Ну а наша сотня с полуротой регуляров в это время выполняла отвлекающий маневр в западном секторе.
Отвлекали мы так успешно, что дошли практически до самой стены, не потеряв ни одного человека и всего с парой болтов в щите. У соседних штурмовых групп, судя по периодически усиливавшимся крикам и матам, дела обстояли не столь гладко, но в целом тоже неплохо. Во всяком случае, намного лучше, чем я ожидал. Дело уже шло к абордажу – лейтенант приказал своим головорезам готовить лестницу, когда произошло что-то непредвиденное.
На стенах возникла нездоровая суматоха, а затем до нас донеслись какие-то невнятные крики с противоположной стороны городка. Из всей этой кутерьмы я сделал единственный логичный вывод – наши коллеги из восточного сектора достигли бреши и пошли на приступ. Видимо, лейтенант регуляров думал так же, потому что, прислушавшись к приглушенным воплям, внезапно просиял лицом и развил бурную активность:
– Живей, дармоеды! Навались! Приготовить лестницу! Турм, пойдешь первым.
После таких ценных указаний зашевелились уже все. Солдаты отцепили висящую на специальных крюках лестницу и залязгали оружием. Квадратный здоровяк, видимо, тот самый Турм, перехватил щит поудобней, обнажил короткий меч и сместился к краю построения, готовясь вскочить на лестницу, как только ее край упрется в землю. Даже ополченцы, уже приученные выполнять любые команды не раздумывая, налегли на хвостовик, ускорив движение нашего мини-танка.
А вот меня что-то затрусило. Не сказать, что внезапно, – мандраж, то усиливаясь, то утихая, периодически прихватывал с самого утра. Но теперь меня накрыло по-настоящему – так, что во рту пересохло и ноги стали словно ватные. Почему-то мысль о том, что вот сейчас кого-то будут убивать, оказалась донельзя волнительной. Особенно волновала перспектива самому оказаться в роли убиваемого.
