Оказавшись на стене, я первым делом выхватил меч, вторым – огляделся. Атаковать меня по-прежнему никто не собирался, при виде обнаженного клинка оружие побросали даже те, кто все еще его удерживал. Народу, кстати, оказалось совсем немного – на всю стену десятка два, не больше. Ну, может, в угловых башнях еще столько же засело. Шансов отбиться от полуроты наших регуляров у них и правда не было.
Кстати, о регулярах. Моя эскапада произвела сильное впечатление не только на врагов. Когда я, убедившись в своей относительной безопасности, бросил быстрый взгляд вниз, то с удивлением обнаружил, что Турм, или как там звали этого квадратного мечника, все еще стоит где-то посередине лестницы, таращась на меня и на автомате прикрываясь щитом от возможного обстрела со стены. Оставшиеся внизу солдаты вели себя не лучше. Соблазн был слишком велик, и я не удержался:
– Эй, лейтенант! Что там насчет золотого дуката?
Лейтенанту мой вопрос почему-то не понравился.
– Ты!!! Да я!..
Из последующих объяснений я понял, что премия мне не светит. Речь коронного служаки была емка, эмоциональна и абсолютно нецензурна. Заканчивался сей маленький шедевр разговорного жанра, изобиловавший яркими эпитетами, сочными метафорами и неожиданными сравнениями, многообещающей фразой: «Флагшток городской ратуши тебе в зад, а не имперский дукат!!!» Такая перспектива меня не прельщала, зато навела на интересную мысль.
– Эй, Раск, давай сюда значок!
Завхоз не подкачал. Аккуратно подбросил древко с болтающимся на конце вымпелом, так что мне даже не пришлось перегибаться через парапет, чтобы его поймать, – только руку протянуть. Через секунду задохнувшийся от возмущения лейтенант и все остальные участники последних событий, включая сдавшихся ирбренцев, могли наблюдать, как я гордо устанавливаю знамя нашей сотни на городской стене. Чуть позже выяснилось, что свидетелями этого волнующего действа оказалось даже больше народу, чем могло показаться на первый взгляд.
Гонец от герцога примчался буквально через минуту:
– Кто первым взошел на стену?!
– Я! Морд-северянин. Заместитель командира четвертой сотни ополчения.
Посыльный – совсем еще молодой дворянчик – бросил недоуменный взгляд на топтавшегося у подножия стены лейтенанта. Затем поглядел на уныло повисший по причине полного безветрия вымпел ополчения, на сбившихся в кучку ирбренцев, которых с двух сторон зажали успевшие взобраться на стену регуляры…
– Знамя тоже ты поднял?
– Да! Не веришь – у знаменосца моего спроси.
Раск, не дожидаясь уточняющих вопросов, часто закивал:
– Точно так. Сам ему знамя подавал – своими руками. Прямо на стену.
На лейтенанта было жалко смотреть. Бравый воин, казалось, готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этого позора. А нехрен клювом щелкать – на войне как на войне! Начальство, судя по всему, думало примерно так же. Часа не прошло, как очередной гонец разыскал меня и велел срочно явиться в ставку герцога. Пришлось повиноваться, на ходу приводя себя в порядок.
Его светлейшее сиятельство – крепкий мужик лет 35 с породистой мордой и короткой холеной бородой – приветствовал меня, сидя на коне в окружении старших командиров и сонма всевозможных прихлебателей. Кстати, среди последних, где-то в третьем ряду с краю, обнаружилась одна подозрительно знакомая харя…
– А это точно ополченец?
Вопрос Этельгейра не был адресован кому-то конкретному, но ответил на него, причем без малейшей задержки, сурового вида дядька под 50, сидевший на коне по правую руку от нашего августейшего патрона:
– Вы можете легко проверить это, ваша светлость. В вашей свите присутствует командир той самой сотни, знак которой был водружен на стене.
С этими словами мужик едва заметно повел глазами, указывая куда-то за спину нашего сиятельства, примерно туда, где мялся Сигрид. Сотник не подвел. Следующие минут пять он соловьем заливался, повествуя о доблести линдгорнской сотни, своего заместителя (меня то есть) и вообще всех и вся. О своих собственных заслугах Сигрид из врожденной скромности не упомянул ни разу, хотя это и подразумевалось в каждом подобострастном взгляде, что он кидал на начальство во время своей речи. Герцог достаточно благосклонно выслушал все эти славословия, затем прервал рассказчика на полуслове нетерпеливым жестом руки.
