- Мама, слоники бегут!
С тех пор мы стали звать друг друга "слониками".
Дедовщины у нас не было, но что такое подловатый командир роты, я познал - был у нас такой. Старший лейтенант Диев. Или Деев, не помню точно. Например, он приводил роту в столовую, рассаживал промокших, продрогших, усталых ребят по столам и через несколько минут командовал: "Рота, приготовиться к вставанию!" А мы успели еще только холодное съесть - кусок колбасы или винегрет, первое еще лишь принесли, но уже прозвучала команда: "Приготовиться к вставанию!" Это означало: все, конец обеду! Старший лейтенант прекрасно это понимал и тем не менее поднимал голодных ребят из-за столов. Что он хотел этим показать? Презрение к своим подчиненным? Научить быстро, по-свинячьи, есть? Ну, научил... А дальше?
Наконец это заметил командир батальона Петр Федорович Красноперов, подполковник, настоящий комбат, и поинтересовался:
- А чего это учебная рота у нас так плохо ест?
Ему объяснили. Красноперов вызвал старшего лейтенанта к себе в кабинет и, судя по всему, врезал по первое число. Больше фокусы с "обедометанием" в учебной роте не повторялись.
Занятия в учебной роте - особенно те, что предполагали физические нагрузки, потом здорово мне помогли.
Помню первое задержание. Мы с напарником несли службу по патрулированию (так это называлось официально, по уставу) в районе гостиницы "Свердловск". При гостинице, как и положено, имелся ресторан этакое теплое шумное место, в котором постоянно затевались драки. Не обошлось без драки и на этот раз. Зачинщик определился сразу - очень ловкий, резкий, со стремительными движениями парень. Он сбил с ног несколько человек, мотнулся в одну сторону, затем в другую, потом раз пять врезал ботинком по упавшим людям... Мой напарник схватил его за руки, но он вывернулся, оттолкнул его и побежал вдоль гостиничной стены. Я побежал следом.
Бежать было трудно. Во-первых, я был в тяжелой милицейской шубе и в валенках, - в Свердловске стояла морозная погода, - к губам еще примерз свисток... В общем, буквально через несколько минут я взмок. Свистнул один раз, другой. Беглец только скорость прибавлял, тем более одет он был куда лучше меня - в легкую курточку. Прохожие вместо того, чтобы помочь мне задержать беглеца, почтительно расступались, образуя коридор.
Так по этому коридору мы и бежали: впереди этот парень, потом я. Он, конечно же, рассчитывал, что уйдет, но я не сдавался, упрямо тянулся и тянулся за ним. Все же я его догнал - из последних сил, но догнал, повалил на снег и заломил руки за спину. Тут и напарник подоспел.
Когда мы вели этого парня в отделение милиции - здесь же, в Железнодорожном районе, он все время изумленно косился на меня:
- Как ты умудрился догнать, а? Я ведь в молодости легкой атлетикой занимался. Никогда не думал, что меня можно догнать. Как догнал?
А вот так и догнал.
В армии я пробыл больше года и вернулся в аспирантуру. Надо сказать, что я, пока служил в армии, об аспирантуре не забывал: во-первых, некоторые из наших командиров заочно учились в СЮИ и осознавали, что через некоторое время им придется сдавать мне экзамены, а во-вторых, комбат Красноперов дивный мужик - все прекрасно понимал и, если надо было съездить в институт, побывать на консультации либо повидаться с руководителем диссертации, незамедлительно меня отпускал.
Находясь в армии, я сдал минимум по философии, а потом, основательно подготовившись, сразу же после армии, - по немецкому языку.
В общем, хоть служба медом и не была, сохранил я о ней самые теплые воспоминания. Было много задержаний - и хулиганов задерживали, и грабителей, и, бывали случаи, людей с оружием. Все было. Даром те годы не прошли.
В нашем институте работала удивительная аспирантская "мама" Галина Георгиевна Селезнева - заботливая, всегда готовая помочь и делом и советом, и пока я служил в армии, она умудрялась по телефону разыскать меня и там. До сих пор и я сам, и вся моя семья поддерживаем с ней добрые отношения.
Руководителем диссертации у меня был профессор Судницын Юрий Григорьевич - человек своеобразный, с дворянскими манерами и дворянской внешностью, автор нескольких книг. Впрочем, к факту появления своих книг он относился очень спокойно и говорил:
