— Это было ошибкой!
— Он любит тебя…
— Я его не люблю!
— Он сделает тебя счастливой, Рита! Знатной, богатой, он даст тебе почет, даст тебе детей!
— Я хочу только тебя, Раду. Пусть я заплачу за это жизнью, пусть даже своей бессмертной душой. Но я хочу тебя… Если ты от меня откажешься, я покончу с собой. Клянусь, я убью себя!
Она говорила искренне. Со всей возможной искренностью. Это он чувствовать умел. Все вампиры умели чувствовать ложь, умели улавливать оттенки эмоций. А тем более — когда человек и не пытается свои эмоции скрывать.
А Рита не только не пыталась, но и попросту не умела скрывать эмоции. Итальянка с горячей кровью и полным отсутствием изысканного воспитания. Море страсти и искренности — и все на поверхности! Пожалуй, она действительно способна попытаться убить себя. Однако вряд ли она пойдет до конца. Слишком жизнелюбива. Хотя спектакль может разыграть очень убедительный.
Бедный Карло. Бедный мальчик. Ведь все это обрушится на него! Он и сейчас уже на грани безумия из-за болезни Риты и из-за странностей ее поведения в последнее время. А что будет, когда она начнет разыгрывать перед ним последний акт «Федры»? Страшно подумать! Ведь он унаследовал от своего отца-австрийца неуравновешенность и склонность к депрессиям. И все равно благороднее будет оставить ее сейчас. Уж лучше последний акт «Федры» — а потом примирятся в слезах, молодые ведь, и любят друг друга. Карло — точно любит. Рита — любила. И, если Раду не будет рядом, былая любовь еще может вернуться к ней. Такие женщины просто не могут жить без любви!
— Ты смотришь на меня так странно и так холодно! — жалобно прошептала Рита. — Я боюсь твоих глаз.
— Прости меня, Рита. Прости за все, что с тобой по моей вине случилось.
— Но ты ни в чем не виноват! Это Мария… Она пыталась убить меня. А ты меня спас! И сделал счастливой! Я счастлива тем, что люблю тебя, Раду!
— Нет, Рита, это все моя вина. И в том, что Мария теперь такая… Лучше бы ей умереть!
— Как ты можешь так говорить?! Она же твоя внучка!
— Она была бы сейчас среди ангелов, если бы я не вмешался. Ее душа осталась бы чистой и свободной. А я обрек ее на вечное проклятие, — угрюмо произнес Раду. — Я не позволю этому повториться. Никогда больше.
— Но, Раду, я не прошу у тебя бессмертия! Я и не верю в то, что такое возможно. Наверное, тебе кажется смешно, что я не верю даже сейчас, когда видела Марию и едва не погибла, когда вижу тебя — того же, такого же, как на старом портрете полувековой давности!
— Полувековой? Нет, Рита, этот портрет написан всего тридцать восемь лет назад!
— Но сейчас ты даже моложе и красивее, чем на том портрете… И все равно я не верю, что можно жить вечно. Не верю! Да это и не интересно мне. Мне ничего не интересно, кроме любви к тебе…
Раду покачал головой.
— Нет, Рита. Нет. Прости…
Она сидела среди разбросанной постели, кутаясь в пеньюар, она смотрела на него снизу вверх огромными, жаркими, умоляющими глазами, она была так прекрасна и так доступна! Но она принадлежала Карло. И Раду не имел права забирать ее. Хватит уже того, что он погубил Марию и Фридриха, искалечил детство Карло. А ведь он хотел спасти Марию! И чем это обернулось? И для нее, и для ее несчастного мужа, и для самого Раду.
Карло имеет право на счастье после всего, что он пережил. А счастье для него — вот эта девушка. И дети, которых она ему даст. Она здоровая и сильная, у нее такие широкие бедра и тяжелые, упругие груди, она выносит и родит много детей, и выкормит, и ее дети будут здоровы. Ее — и Карло. И род Карди не прервется. Старшая линия рода. Ведь где-то в далекой Америке остался его сын Мигель-Антонио, ему уже тридцать пять, если только он жив, и наверняка у него уже есть дети. Если только он не стал священником, что само по себе было бы забавно: сын вампира — священник!
Но Мигеля-Антонио и его потомков Раду никогда не увидит. А в Карло течет толика крови его возлюбленной Эужении, его первой жены, его первой и незабвенной возлюбленной.
— Прости, Рита, — повторил Раду и шагнул к открытому окну.
— Нет! — пронзительно вскрикнула Рита. — Не уходи!
