Урсула не отвернулась даже тогда, когда граф прокусил собственное запястье и поднес его к запекшимся губам умирающей. Мария пила его кровь — а Урсула смотрела на нее с умилением и надеждой. А потом пылко благодарила свекра. Тогда как сам он пожалел о содеянном сразу же. Он представлял себе, как тяжело им всем будет видеть, как нежная Мария поднимется в виде жадного до крови чудовища.
Урсула этого себе не представляла. Так что не удивительно, что она этого не пережила. Возможно, совершив самоубийство, Урсула думала, что наказывает себя не только казнью в этом мире, но и пожизненным проклятием в мире ином. Мария была проклята навек — и Урсула хотела разделить с дочерью ее проклятие.
Граф Карди не хотел всего этого. Он не хотел делать вампиром Марию. И уж подавно — не хотел делать вампиром Риту, юную, страстную, влюбленную Риту.
4
В ту ночь, когда граф Карди обратил Риту, луна светила как-то особенно красиво и нежно, дурманящее благоухал жасмин в саду, а соловьи пели, как никогда, торжественным венчальным хоралом. Прекрасная декорация для любовного акта. Но не для смерти…
— Я люблю тебя! — прошептала Рита. — Я люблю тебя, Раду! Пожалуйста, не покидай меня.
Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз слышал эти слова. С тех пор, как его называли по имени. А Рита произносила свои признания так страстно, что усомниться в ее искренности было невозможно!
Но тем хуже для нее. И для него. Она не имеет права его любить. А он не имеет права принять ее любовь. Она — невеста его правнука, наивного мальчика Карло. Это было бы чудовищно — соблазнить ее. Украсть невесту у правнука. Не только чудовищно, но даже как-то… смешно?
Раду сейчас было не до смеха. Рита так прекрасна! Этот безупречный профиль римлянки, точеная головка, длинная стройная шея, округлые линии плеч, выступавших из кружевной пены ее пеньюара. Ее смуглая кожа и жаркий румянец, ее бархатные черные глаза и сочные алые губы — о, этот рот, подобный зрелому плоду, слаще любого плода! — ее иссиня-черные волосы, роскошным потоком спадающие на плечи, струящиеся сквозь его пальцы. Трепет и жар ее молодого тела! И эта страсть в голосе и во взгляде! Отказаться он был не в силах, принять — не имел права.
Украсть невесту у собственного правнука.
А потом? Разделить с ней вечность?
— Ты молчишь? — с укором прошептала она. — Как ты можешь молчать и быть таким холодным?! Ведь я открылась тебе! Я поступилась своей гордостью, признавшись тебе — первая! Тогда как ты тоже любишь меня, я же знаю, я вижу! Но ты молчишь…
— Рита, я не могу. Это было бы просто жестоко.
— По отношению к кому? Карло? Тебя волнуют его чувства, да? А мои — не волнуют? Так терзать меня — не жестоко?
— Рита… Ты же знаешь, кто я. И кто он мне.
Она наконец подняла ресницы и обожгла его почти ненавидящим взглядом.
— Превратись в сову! Хоть раз превратись в сову — и я поверю!
— Я не превращаюсь в сову. И в летучую мышь тоже. Это выдумка, Рита.
— Тогда какой же ты стриг? — почти вскрикнула она, забыв об осторожности.
— Тсс! Тихо!
Он коснулся пальцами ее губ — и она ответила на его прикосновение поцелуем, страстно прижалась губами к его холодным пальцам. Она всегда отвечала на его прикосновения — поцелуями. Это сводило его с ума.
— Я — вампир, Рита. В сов и летучих мышей мы не превращаемся. Но мы… Ты же знаешь — мы пьем кровь смертных. А сами — бессмертны. Мария, едва не убившая тебя, мать Карло. Посмотри, как она выглядит! Едва ли намного старше тебя.
— Она не первая и не последняя свекровь в этом мире, желавшая выпить кровь из невестки, — угрюмо прошептала Рита.
— Рита! Ты же знаешь, о чем я…
— Я знаю только, что я люблю тебя. Не Карло — тебя. А во все остальное я просто не могу поверить, это не умещается в моей голове, — она всхлипнула, а Раду едва не рассмеялся: в этой изящной маленькой головке действительно не могло уместиться много.
— Да это и не важно! — пылко продолжала Рита. — Я люблю тебя, ты любишь меня, мы можем быть вместе — вот что важно, Раду! Ради тебя я готова на бедность, на изгнание, на позор!
— Рита, ты клялась Карло в любви.
