С тихим скрежетом отворились ворота, пропуская солдат во внутренний двор замка. Вильфред едва нашел в себе силы перешагнуть невидимую черту, по виску прокатилась капелька пота.
Сердце давит тоска. Господи, как хочется выть! Как хочется бежать отсюда со всех ног, забыв обо всем! Куда угодно.
Господи! Я не хочу чтобы меня сожрало чудовище с красными глазами!
Хозяин…
Я не хочу чтобы оно утащило меня под землю, в свое гнусное логово, где смрад гниющих тел, где сыро, холодно и темно, где вечность — смрада, сырости, холода и темноты!
Хозяин…
Господи, позволь мне умереть от пули!
Ты мой, мой, Вилли… Ты будешь жить. Вечно…
1
Граф Карди нашел для Лизелотты очень красивый гроб: из розового дерева, с неповрежденной внутренней отделкой, тоже розовой, атласной. Когда-то он сам купил этот гроб для своей дочери: для своей любимой дочери Анны, умершей пятнадцатилетней. Из всех дочерей графа Карди она единственная успела превратиться из ребенка в юную девушку. Граф даже успел один раз вывезти Анну на бал и к ней уже сватались. Она простудилась и сгорела в несколько дней. Ее смерть стала страшным ударом для графа. А через год после смерти Анны он потерял и жену, свою чудесную Эужению…
Лизелотта была похожа на Эужению. Такая же миниатюрная. Такая же кроткая. И глаза… У Эужении были такие же глаза: огромные, карие, влажные и бархатистые одновременно, печальные и испуганные, глаза затравленной лани. Эужении тоже пришлось много страдать: она хоронила своих детей, одного за другим.
Эужения была единственной, чей прах граф Карди не осмелился бы потревожить.
К остальным же телам он относился равнодушно. Это всего лишь оболочки. Опустевшие, ссохшиеся, полуистлевшие куколки, из которых душа выпорхнула пестрой бабочкой и вознеслась куда-то в золотую высь, куда не было пути ни ему, ни тем, кто к нему присоединился в его бессмертии.
Граф Карди осторожно извлек из гроба останки своей дочери: перед похоронами тело Анны, согласно обычаю, зашили в саван, и хотя его нежная ткань сделалась ветхой, все равно — ее кости, ее косы, все что осталось от нее были словно упакованы в мешок, и граф просто положил его на постамент, с которого снял гроб.
Так же осторожно граф укладывал в этот гроб свою новую возлюбленную. Гроб был большой и просторный, в нем можно было похоронить мужчину, а не хрупкую девочку, ведь его не на заказ по росту Анны делали, а просто привезли из города, из мастерской гробовщика: лучшее и самое красивое, что в мастерской было выставлено. Граф Карди ложился в него рядом с Лизелоттой, целовал ее, укачивал и убаюкивал перед приходом рассвета и заката, он утешал ее, когда она принималась плакать, а плакала она часто: ей было страшно в ее новом состоянии, она ничего не помнила и почти ничего не понимала. Граф помогал ей одеваться и раздеваться, он сам расчесывал ее волосы, сам надевал туфельки на ее крохотные ножки. Ему так нравилась ее беспомощность и робость. Ее зависимость и покорность.
Граф понимал: рано или поздно Лизелотта пробудится к новой жизни и осознает себя. Она станет другой — хищной, свирепой, жадной. Все они становятся такими. Но он надеялся, что это будет еще нескоро. Сначала Лизелотта станет такой, какой была при жизни. А она была чудесной. Именно тот женский типаж, который всегда восхищал графа Карди. Жаль, право же, жаль, что она не встретилась ему, когда он был жив, когда он мог жениться на ней. Теперь же он взял ее в наложницы, обрек на существование во мраке. Но прежде, чем в Лизелотте пробудится хищница, она еще какое-то время будет милой и нежной, кроткой и сострадательной. Какое-то время она еще будет его радовать. А потом… Что ж, преображение неизбежно. Но граф Карди к этому хотя бы готов.
2
«Лизелотта, милая моя, нежная моя… Ты так похожа на ребенка, Лизелотта. На маленькую испуганную девочку. Дай я тебя обниму. Я прикрою ладонями от ветра твой слабенький огонек, Лизелотта. Мне так приятно заботиться о тебе. Те, другие, их мне приходится сдерживать, укрощать, из года в год, наш союз подобен вечной войне, и я знаю — если бы они набрались сил, они бы восстали. Но они никогда не будут по-настоящему сильны. Но и не смирятся — никогда. Они так глупы, так просты, эти женщины. Даже странно, что в одной из них еще при жизни текла моя кровь, а другую я любил. Больше я не люблю ее. Даже не понимаю, как я мог? Она была прекрасна и горяча, юна и соблазнительна, но любить — за что? За плоть? Когда разлюбишь — так трудно вспомнить, за что любил… Быть может, и тебя я разлюблю когда-нибудь. Но это будет не скоро, не бойся. Ты такая славная, моя девочка, ты привыкла к послушанию, мне с тобой будет хорошо. И ты такая умница. Ты читала так много книжек. Я знаю про тебя все, Лизелотта. Я узнал тебя, когда вкусил твоей крови, когда забрал твою жизнь…
