Слишком много человеческого проступает сквозь иронию. Слишком явно слышатся в разговоре с книгопродавцем обиды от непризнания, слишком плохо запрятана горечь зависти в безразличие к литературному успеху и издевку над удачливыми писателями.
Слишком часто останавливается герой перед чужими окнами, перед чужой жизнью, наполненной заботами о быте, о семье. Приглядывается, прислушивается.
А еще тоска по ребенку.
По воспоминаниям бывших учеников Лизы, Вальзер их сторонился, не знал, как себя с ними вести. Неумение обращаться с детьми в жизни компенсируется восторгами по поводу каждого встреченного ребенка в его текстах.
И слишком живая боль прорывается в конце «Прогулки», когда герой сокрушается, что сделал неправильный выбор и дал любимой девушке уехать, не остановил ее, не удержал в своей жизни.
Отказ от простого человеческого счастья предопределен. В выборе между искусством и женщиной — нет выбора. В ранней прозе Вальзера «Художник» герой расстается со своей любимой, чтобы не потерять искусство. «Я ее забуду, я забуду все. Я ужасно хотел бы верить в то, что меня гонит отсюда не искусство, но, положа руку на сердце, я думаю, что это именно оно».
Но человек не может без ласки. В «Прогулке» одиночество, тоска по ласке с приближением к концу начинают переполнять текст до краев. Герой спасается природой. Ведь никто не приласкает, кроме ветра и листвы, никто не прикоснется к плечу, кроме тени от дерева. Природа — это мир без людей, другая сторона одиночества.
В прозе Вальзера достоверно главное описание — описание одиночества творца.
Ключ к «Прогулке» — Томцак.
«…Мне навстречу вышел человек, чудовище, огромный урод, от которого потемнело на улице, зловещий тип, необъятный ввысь и вширь, которого я, к несчастью, слишком хорошо знал, существо страннее странного, короче, великан Томцак».
Томцак появляется ниоткуда, перегораживает дорогу и делает продолжение прогулки невозможным.
«Не правда ли, любезный читатель, уже в самом имени звучит что-то ужасное и мрачное». Tomzack — звукопись. Zack! — немецкоязычная передача звука от удара тесака в лавке мясника. Цак!
Кто это? Или что? Почему это видение парализует гуляющего?
«Его скорбный, зловещий вид, вся его трагичная кошмарная сущность привели меня в ужас, вмиг лишили чудесных светлых надежд и прогнали веселье и радость. Томцак!»
Они знакомы. И даже слишком хорошо знают друг друга. Но что их связывает?
«Рядом с ним я казался себе карликом или жалким слабым ребенком. Этот великан мог бы растоптать или раздавить меня с величайшей легкостью. Ах, я знал, кто он!»
Конечно, они знакомы и даже слишком хорошо. Невозможно не знать самого себя.
Встреча с Томцаком — встреча с собственным страхом. Он может перегородить дорогу и сделать светлый день тьмою где угодно и когда угодно.
Это не страх смерти. Писатель не боится смерти — она его подмастерье. Его настоящий страх — перестать писать. Страх, что слова больше не придут, оставят его навсегда. Томцак — это жизнь без писания, без творчества, без смысла. Тьма.
Томцак — это весть из пустоты. Из бессловия.
Томцак — его будущее. Предчувствие надвигающегося. Осознание грядущей тьмы.
Томцак — это он сам, но по ту сторону.
Томцак все время приходит за ним, чтобы забрать его, заключить в свои объятия. И единственная возможность освободиться — писать.
Томцак отступает, когда перо продолжает свою прогулку.
Иногда кажется, что «Прогулка» — о счастье. О счастье творить.
«Будущее поблекло и прошлое рассеялось. Мгновение пылало и заполняло своим пламенем весь мир, и я пылал в этом мгновении. <…> Я больше не был самим собой, кем-то другим, и только благодаря этому снова ощутил себя по-настоящему самим собой». В этой сцене — пик рассказа. Эйфория творчества, растворение пишущего во всем описываемом. Я ощущает себя самим собой. Единение с только что сотворенным мирозданием. Пронзительные моменты счастья, знакомые каждому творцу. Ощущение левитации. Тот самый трепет, ради которого живут книгами, музыкой, красками.
Куда ведет пишущего прогулка? Никуда. К самому себе.
Прогулка заканчивается там, где началась. Фиктивный герой отправляется в свою каморку, где его не ждет никто, кроме призраков, голосов, которые будут преследовать Вальзера всю долгую оставшуюся жизнь. Реальная «Прогулка» заканчивается точкой на белом поле.
