«Если бы такие писатели, как Вальзер, принадлежали к ‘ведущим умам’, то войны не было бы, — пишет Герман Гессе в 1917 году в рецензии на „Жизнь поэта“. — Если бы у него было сто тысяч читателей, мир стал бы лучше. Но каким бы ни был мир, он оправдан существованием людей, подобных Вальзеру…»
На самом деле каждая публикация все дальше отодвигает автора на литературную обочину. Гонорары ничтожные, тиражи крошечные. По-прежнему его книги остаются пылиться на полках в книжных магазинах. Что ж, лучше оставаться на полке, чем попасть в руки не к своему читателю. Читают то, что «попадает в нерв времени». Во все времена важна актуальность темы. Это не про Вальзера. Он пишет не про великое, а про ничтожные мелочи, и этим сбивает современников с толку. Он пишет о «мелком», и потому сам кажется им мелким. Величественные идеи оборачиваются почему-то всегда кровью и насилием. Его перо не знает ничего величественного, вернее, признает таковое недействительным.
Вальзер чурается швейцарских коллег, занятых своей литературной жизнью. Когда писатели приглашают его к себе, он снова надевает клоунский колпак. Клоунада становится все отчаяннее.
Знакомый Вальзера Эмиль Шибли устраивает ему выступление в престижном Литературном обществе в Цюрихе (Hottinger Literaturzirkel). Вальзер игнорирует железную дорогу и отправляется пешком — идет двое суток. В Цюрихе он останавливается у президента общества Ханса Бодмера. Тот, шокированный видом писателя, просит его прочитать то, с чем Вальзер собирается выступать перед публикой. Вальзер начинает читать. Бодмер приходит в ужас: «Но господин Вальзер, вы же не умеете читать вслух!» Возмущенный автор стучит кулаком по столу: «За кого вы меня принимаете! Я шел пешком в Цюрих не для того, чтобы отказаться от гонорара!» В конце концов находится выход: Вальзер получает гонорар, но текст читает не он. В зале объявляют, что автор занемог. При этом, живой и здоровый, он сидит в первом ряду в малом зале Тонхалле. Это была очень грустная клоунада.
Он пишет много, но манускрипты все чаще возвращаются, а то и вовсе пропадают. Так исчез роман «Тобольд», написанный зимой 1919 года.
Каждый отказ — удар по авторскому самолюбию. Унижение его достоинства. Уверенность в своих силах все время подвергается жестокому испытанию. Плоды его труда никому не нужны. Работа впустую. Ценности, которые не представляют для окружающих никакой цены.
Рядом с ним нет никого, кто бы поддерживал его писание, его борьбу за право быть тем, кто он есть. И меньше всего верят в него самые близкие: сестра Лиза предлагает ему заняться, наконец, делом и устроиться больничным служителем в клинике Бельлей.
В Биле его держат за городского сумасшедшего. Каждое соприкосновение с миром причиняет боль. Реальность сдирает кожу, как наждачная бумага. Он сокращает общение до минимума. Одиночество — его лекарство от ненужных людей и потраченных впустую слов.
На него начинают накатывать приступы отчаяния. В одном письме он пишет: «В нынешние времена каждая мать должна радоваться, если ее сын не проявляет никаких наклонностей к писательству и т. п.» Похоже, любая мать будет этому рада в любые времена.
Он отказывается от компромиссов с издателями и читателями, отказывается от борьбы за общественное признание, но это совсем не значит, что оно ему не нужно. Он выдает себя почти в каждом тексте. В «Жизни художника» («Leben eines Malers», 1916) Вальзер описывает писателя, в котором, как в каждом его персонаже-писателе, невозможно не узнать самого автора: «Из слухового окошка выглядывает любопытная голова, осматривается, возможно, этот бедный обитатель чердака — писатель, который страстно мечтает о славе и красивых женщинах, как это может только он, или я не знаю кто». Ирония здесь лишь поверхностная, а тоска сквозь эти строчки прорывается настоящая.
Ему нужно уехать. Он не хочет больше быть городским сумасшедшим там, где он родился, ходил в школу, где его семью все знают. Он хочет уехать в город, в котором можно раствориться, спрятаться, стать незаметным.
Повод скоро подворачивается — знакомый устраивает его с января 1921 года на должность библиотекаря в Государственном архиве Берна.