ГЛАВА ПЯТАЯ
ЛЮБОВЬ В ХРАМЕ АМУРА
1
Мощный форт Жу… Орлиное гнездо, затерявшееся в непроходимых горах и дремучих лесах. Старинная огромная крепость, опорный пункт Франции в Швейцарских Альпах. Грубые величественные бастионы с жерлами пушек в бойницах, не уступающие бастионам Бастилии. Единственное обиталище человека в высокогорных Альпах, где сосны растут выше крепостных башен.
За фортом Жу открывалась дорога к знаменитым швейцарским озерам, Женеве и Лозанне.
А еще – мрачные сырые подземелья, казематы с орудиями пыток, сохранившимися со времен инквизиции, каменные влажные стены. И как единственная отрада – пять уютных комендантских комнат с мягким светом, простенькой мебелью и коврами, занятые нами после смерти бывшего коменданта Жу графа де Сен-Мориса.
Это место помнило страдания Мирабо, помнило его бессмертные литературные творения, его безрассудную смелость.
Когда он был заточен в форт Жу, к нему приехал принц крови Конти с надеждой добиться раскаяния. Принц держался высокомерно и презрительно, но Мирабо умел ставить зарывающихся на место. Произошла ссора.
Принц Конти спросил:
– Что бы вы сделали, сударь, если бы вам дали пощечину?
– Монсеньор, – отвечал Мирабо, – этот вопрос был затруднительным до изобретения пистолетов и пороха.
Все это я вспомнила по дороге в форт Жу, когда наша карета, мягко покачиваясь на рессорах, находилась в четырех лье от крепости. Мы только что покинули уютный крохотный альпийский городок Понтарлье.
Воздух в горах был прохладнее и чище, чем в долине, и я, высунувшись в окно, вдыхала его полной грудью. Небо было пронзительно-лазоревое, словно вобрало в себя все цвета морской синевы. Месяц май украсил крутые хребты Альп кудрявыми кружевами пышной зелени, и среди этой растительности стремительно спускались вниз горные каменистые тропы, проложенные стадами овец и коз. На дорогу, по которой ехали мы, со всех сторон наступали кустарники; терпко пахло цветущей жимолостью – ее красивые белые цветки напоминали женскую руку с одним отставленным пальцем. У отверстий скалистых горных пещер нежно попискивали ласточки, а высоко в небе, распластав крылья в гордом полете, парили орлы. Провожатый рассказывал нам, что эти огромные птицы хватают даже детей и уносят в свои гнезда.
На западе цепь гор была особенно грандиозна. Вершины Альп терялись в белых перистых облаках, подернутые холодной лиловой дымкой, сквозь которую можно было различить лишь смутно белеющие шапки снега. А уже у самого края снежных вершин, на почве, постоянно увлажняемой талой снеговой водой, цвели золотисто-гиацинтовые маки и ярко-синие горечавки, нежно-сиреневые сольданеллы и белоснежные эдельвейсы. Спускаясь вниз, низкорослая растительность мало-помалу крепла и сливалась с буйной зеленью подножия гор.
Таковы были Альпы в конце мая…
– Как вы думаете, Эмманюэль, – спросила я, обращаясь к мужу, – граф де Мирабо любил Софи де Моннье?
Эмманюэль сидел подле меня, глядя на меня влажно-влюбленными, как у теленка, глазами. «Ссылка в Альпы, – подумала я с раздражением, – нисколько его не огорчает». А каково мне? Я мало видела привлекательного в том, чтобы на неопределенный срок запереть себя в пустынном форте, в компании солдат и Эмманюэля!
– А кто такая эта Софи де Моннье? – переспросил он, краснея.
– Вы и этого не знаете! Не понимаю, о чем только с вами можно говорить.
– О моей любви к вам, – вдруг выпалил он.
Я, уже было отвернувшись к окну, изумленно взглянула на супруга.
Что-что? О вашей любви ко мне, я правильно расслышала?
– Д-да.
Я смотрела на Эмманюэля со смешанным чувством смеха и растроганности. С одной стороны, как смешно то, что я впервые услышала признание в любви от столь нелепого человека, как мой муж! С другой стороны, он, кажется, говорит вполне искренне… Но выглядит слишком жалко, несмотря на всю свою женственную красоту, и в этом-то главная беда!
– Ну, – сказала я после паузы, – и за что же вы меня вот так быстро полюбили?
– Я люблю вас давно, со дня нашей свадьбы!
