Алеха.
Пум-пум-пум-пум!
Пум-пум-пум-пум!
А я вот все люблю,
А я вот всех люблю:
Дедюктивные романы,
Альбионские туманы,
И гавайские гитары,
И гаванские сигары,
И сионских мудрецов,
И сиамских близнецов…
Уй-йу-йу-уууууй!
(На мотив Чайковского)
Не ходи пощипывать,
Не ходи просма-атривать,
Не ходи прощу-пывать
Икры наши де-е-евичьи-и…
Витя (под Кальмана, играя пузенью).
За что, за что, о Боже мой?
За что, за что, о Боже мой?
За что, за что, о Боже мой?
За что, за что, о Боже мой?
Гуревич. Взлеты и провалы династий, Распятие и Воскресение, варфоломеевские ночи и волочаевские дни, – все это, в конечном счете, только для того, чтобы комсорг Еремин мог беззаветно плясать казачок… Нет, тут что-то не так… Подойди, Сережа, я тебе еще чуточек налью…
Сережа, перекрестившись, выпивает.
Гуревич. А Вова? Где Вова? Что с Вовой?
Вова сидит в постели, затылком опершись о подоконник, бездвижения и почему-то с совершенно открытым ртом.
Поди– ка, взгляни, Прохоров, что с ним?
Прохоров. Дышит! Вовочка дышит! (Напевает ему из Грига)
"Идем же в лес, друг мой, где нас фиалки ждут. Идем же в лес, в
зеленый лес, где нас фиалки ждут…"
Вова не откликается ни звуком. Рот по-прежнему открыт. Аголовку его уже обдувает Господь.
Гуревич. Однако!… Там (кивает в ту сторону, где происходит маевка медперсонала) – там веселятся совсем иначе. Ну, что ж… Мы – подкидыши, и пока еще не найденыши. Но их окружают сплетни, а нас – легенды. Мы – игровые, они – документальные. Они – дельные, а мы – беспредельные. Они – бывалый народ. Мы – народ небывалый. Они – лающие, мы – пылающие. У них – позывы…
Прохоров. А у нас порывы, само собой… Верно говоришь! У них – жисть-жистянка, а у нас – житие! У нас во как поют! А у них – какие-нибудь там Ротару и Кобзоны… Хо-хо! Только и делов!
Сепаратно выпивают по совсем махонькой. Остальные, томительнооблизываясь, стоят в стороне.
И вообще – в России пора приступать к коренной ломке всего самого коренного!…
Коля (под советскую детскую песенку).
У меня водчонки нет,
Даже вермутишки нет…
Прохоров (подхватывает).
Только пиво, только воды!
Только воды, только пиво!
И никто у нас не пьян!
Лейте, лейте, сумасброды,
Одуряющее диво
В торжествующий стакан!
Пиф– паф!
(Подходит к баклаге со спиртом, наливает, опрокидывает в себя)
То же самое хотели бы сделать и другие. Но Гуревич ихостанавливает.
Гуревич. Чуть попозже. Клейнмихель, подойди сюда. Я должен сообщить тебе отраду: твоя мама не умерла! Она жива. Пашка ее не убивал! (Наливает ему)
Сережа (прижимая кружку к сердцу). Ура! Моя мама жива!
Пашка. Ура! Я ее не убивал! (Мгновенно выхватывает кружку из рук Сережи и залпом выпивает)
Гуревич. Ты ловок, Паша, как я погляжу. Но здесь ты не сорвешь рукоплесканий. А вот по морде смажут – это точно – «Привратно и в партикулярной форме».
Прохоров. Рене Декарт?… (Паше)
Короче, друг любезный,
Ступай– ка ты по утренней росе!
Паша, получив от старосты пощечину, икает и присоединяется кпляшущим.
Гуревич. Нет, ты только посмотри, староста! Значит, все-все было не напрасно, все революции, религиозные распри…
Прохоров. Улицы я уже переименовал, эстрадных вокалистов утопил. Теперь уже пора бы…
Гуревич. Да, да. Теперь уже пора бы менять этикетки. А то ну, что это за преснятина? «Юбилейная», «Стрелецкая», «Столичная»… Когда я это вижу, у меня с души воротит. Водяра должна быть, как слеза, и все ее подвиды должны называться слезно. Допустим так: «Девичья Горючая», пять рублей двадцать копеек, «Мужская Скупая» – семь рублей. «Беспризорная Мутная» – четыре семьдесят. «Преступная Ненатуральная» – четыре двадцать. «Вдовья Безутешная» тоже не очень дорого: четыре сорок. «Сиротская Горькая» – шесть рублей. Ну и так далее. Но только прежде чем ломать Россию на глазах изумленного человечества, надо бы вначале ее просветить…
Прохоров. Вот-вот. Наша запущенность во всех отраслях знания… подумать страшно! Я, например, у очень многих спрашивал: сколько все-таки граней в граненом стакане? Ведь у каждого советского стакана одинаковое количество граней. И представь себе – никто не знает. Из ста сорока пяти опрошенных только один ответил правильно, и то невзначай. Пока не поздно, я думаю, не начать ли в России эпоху Просвещения?…