— Не губи меня, батюшка, не выдавай за этого оборванца… Я лучше умру, чем выйду замуж за человека, у которого такие грубые руки, а на ногах стоптанные постолы!..
Эти слова как нельзя больше пришлись по сердцу царю. Успокоив дочь, он спустился к Оборвышу. Лицемерно похлопав парня рукой по крепкому крестьянскому плечу, скривил губы в усмешке и сказал:
— Молодец ты, ничего не скажешь; хорошее дело сделал этой ночью, спас свою голову!..
— И к тому же честно заслужил обещанную твоим величеством награду, — напомнил Оборвыш. — Где моя невеста, где полцарства?
Царь словно только того и ждал. Нахмурил брови и говорит сквозь зубы:
— Не спеши, парень, не так легко стать царским зятем и получить полцарства, как ты думаешь. Видишь эту скалу? — спросил царь и, указав рукой на гранитную громаду, возвышающуюся над дворцом на безводном холме, громко добавил: — Если сделаешь так, что до захода солнца с этой скалы потечет вода, дам тебе в жены дочь и полцарства… А не сделаешь, беги с моих глаз, не то несдобровать тебе!
Оборвыш не проронил ни слова. Молча вскинул на плечо торбу со своими верными друзьями и побрел к скале. Взойдя на вершину холма, он вогнал старый железный желоб в расщелину скалы прямо против дворца и крякнул:
— Эй, дедушка Желоб, ну-ка, покажи свою волшебную силу!. Напрягись изо всех сил, сделай так, чтобы вниз хлынула река. Пусть унесет она за тридевять земель и царя, и его привередливую дочь, и весь его дворец вместе с царскими крысами!
Не успел добрый молодец выговорить эти слова, как из железного желоба вырвался бурный пенистый поток. С каждым мгновеньем он становился все полноводнее, все грознее. Не успел царь опомниться, как на царские палаты с грохотом обрушилась водяная лавина. Она смыла дворец в мгновенье ока и понесла его, словно утлый челнок, далеко-далеко за тридевять земель, в тридесятое царство, откуда никому нет возврата…
I
Давным-давно в Большом лесу — том самом, что необъятной зеленой рекой течет в Синих скалах, — жили-были дед и баба. И была у них корова, которая давала старикам молоко. И кошка, что на чердак гоняла мышей. И собака, что стерегла их домик. Не было у старика и старухи только детей — скрашивать их одиночество.
И они из-за этого очень горевали.
Днем, занятые работой, старик и старуха меньше чувствовали свое одиночество. Но как только наступали сумерки, бабка принималась вздыхать:
— Эх. старик, глухо и пусто у нас в доме… Была бы у нас дочурка, весь бы двор звенел ее песнями?
А дед подхватывал:
— Эх. старуха, знаешь, как мне хочется послушать свирель… Был бы у нас сын. он бы каждый вечер веселил мое сердце игрой на свирели. Разве это жизнь — ложись в постель с петухами и до самого света ворочайся с боку на бок. думай о смерти.
Так, жалуясь на судьбу, старики прожили в своем домике среди Большого леса много лет. Но, видно, на веку им было писано дождаться лучших дней!..
Как-то раз дед сидел в тени развесистого дерева. Вдруг над головой его раздался жалобный птичий писк, и на землю упала белая голубка со сломанным левым крылом. За ней гнался ястреб. Это он сломал ей крыло.
Старик прогнал хищника и отвес раненую голубку домой. Три дня и три ночи бабка прикладывала к больному крылу, целебные травы, а дед делал примочки из теплого молока. На четвертый день крыло зажило и стало здоровее, чем было.
— Ну, а теперь, милая пташка, лети себе на здоровье да берегись разбойника ястреба! — сказал дед и выпустил белую голубку на свободу.
Голубка взлетела, покружилась над домиком, потом села на грушу, что росла у крыльца, и вдруг заговорила человеческим голосом:
— Послушайте, дед и баба! Над источником, где вы берете воду, лежит большой черный камень. Перенесите его сегодня же домой, прикладывайте к нему целебные травы, которыми лечили мое крыло, и поливайте молоком. Через три дня и три ночи камень треснет, и из него выскочит то, чего вы напрасно ждете вот уже много лет. Пусть растет ваше дитя крепким и здоровым… Только помните: захочет сын пойти по белу свету искать добра, вы его не останавливайте, как бы вам ни было горько!
