— Я так и знала, — начала мама. — Я чувствовала, я догадывалась… Ты не можешь…
Я нажала на допотопный рычаг. Как-то странно это — вот была моя мама, а уже нет. Другой мир. Охранник с банкой, печка в углу, топчан с дырявой матрасней.
— Спасибо, — от всего сердца поблагодарила я.
Вахтер вальяжно кивнул — принимается. Постучал толстым пальцем по банке:
— Будешь?..
В мире пруд пруди хороших людей, просто мы их не замечаем. Они упорно прячут хорошие качества, прикрываясь плохими. Смущаются, наверное. Через пять минут я добрела до остановки, к которой уже подходил академовский «пазик», везущий в центр города. Я не стала соваться в салон — из него можно громко вылететь под ухмылки пассажиров. Обошла кабину и остановилась около водителя. Он как раз выбрасывал окурок.
— Денег нет, — доложилась я. — Можно доехать?
— Нет, — отрубил водитель не глядя. — Мало вас тут шляется.
Я не уходила. Дяденька, взгляни, ты же русский человек… Он перестал смотреть вдаль и неохотно скосил глаза. В принципе, глядя на меня, можно было догадаться, что я не бродяжка.
— Ну что с тобой приключилось? — ворчливо спросил он.
— Ограбили, — простодушно ответила я.
— Сама-то цела?
Я кивнула:
— Так, мелочи. Синяки да шишки.
— Садись, — вздохнул водила. — Куда ехать-то тебе?..
Не хочу, хоть убейте, рассказывать про завершение дня. Оно не делает мне чести, поскольку состояло из нытья, лечения, слез и глупых обещаний. И про ночь не хочу рассказывать — слишком много вредных мыслей; их невозможно передать. Начну со следующего дня — среды, 17 октября, когда ни свет ни заря я приперлась в милицию. Как и обещала.
Их было пятеро. Все как один мужики. Двое напротив, двое сзади, пятый на подоконнике. Ходить хороводом вокруг меня им было несолидно, поэтому приходилось вертеться самой, благо стул подо мной был к тому приспособлен.
О вчерашнем приключении я умолчала — на лице моем следов крушения не осталось, а некоторую заторможенность в движениях можно было объяснять как угодно. Тотальной усталостью, например. Но я нашла тему для разговора. Я болтала языком не менее получаса, после чего наступила продолжительная тишина. Нарушил ее симпатяга Акулов — парень с деловой жилкой.
— Она права, Леонидыч. Мы не докажем, даже если вычислим. Следов нет.
— И не факт, что вычислим, — добавил с подоконника Ткаченко.
— Вы просто работать не хотите, — огрызнулся Верест. — Пороть вас некому. И мне некогда.
— Не без того, — прогундосил простуженный и мрачный Замятный (явно схлопотал за двойную поимку Сургачевой). — Но не совсем. Ты же знаешь, Леонидыч, мы к делу никогда особо наплевательски не относимся. Прикинь, сколько времени понадобится найти Байсахова. Костьми ляжем, а получим с гулькин хрен. Не нужен нам Байсахов, пойми. Пускай с ним Махачкалинская прокуратура возится, если сочтет нужным, или ОБЭП, а нам он, извини, не пришей куда седло.
— Во-во, — подал голос Костян Борзых. — Нам своих заморочек по гроб.
— А ну цыц! — рявкнул Верест. — Кто здесь за итог отвечает? Вы хотели нам сделать предложение, Лидия Сергеевна?
Я кивнула.
— Никто не знает, что я нашла вексель (тут я покривила душой, но ничего). За мной не следили, я проверялась. И в кафе позавчера не следили. Выйдя из дома, я прошла до «Тысячи мелочей», села на трамвай, проехала две остановки и в подворотне у «Яхонта» спокойно проверилась. Затем вышла на Потанинской и взяла такси до кафе «Чайка» на Советской. Попутно проверилась у магазина «Весна». Похожий фокус я провернула и сегодня. Никто не видел, что я пошла в милицию.
— Мы рады за вас, Лидия Сергеевна.
— Вы можете взять преступника только в деле. Ни логическим, ни эмпирическим путем это не удастся. Предлагаю следующий вариант.
Выслушав мое диковатое предложение, Верест сказал решительно:
— Нет. Я несовершенен, допускаю, но подставлять беззащитную женщину под верный нож — на это я пойти не могу.
Остальные напряженно помалкивали. Я чувствовала — в их рядах уже зреет недовольство «волюнтаризмом» капитана.
— Меня будете охранять вы. Вы лично, капитан Верест. Или есть неуверенность в своих силах?
Он принялся кусать губы. Уловив заминку, выступил Акулов:
