На такой скорости я еще не ехала! На такой скорости вообще машины не ездят! Нам уступали все — от груженых трамваев до навороченных «мерсов»… Расходись — дурак несется!.. За пятнадцать секунд мы пролетели остаток моста, перепрыгнули на Блюхера и с работающей дуделкой промчались до магазина «Цветы». Двойной вираж — и вот он, институт гигиены, безвременно поднявший лапки перед атакой рыночной экономики… Испустив мучительный стон, я отцепила ремень безопасности — трет ужасно… Тихо шелестя шинами, мурлыча под нос «Мы ползем, бугорки обнимая…», Бронька въехала на парковку — словно и не было ничего.
Угловое окно светилось — не зря страдали.
— Шесть часов пятнадцать секунд, — прошептала я, всматриваясь в циферблат.
— Черт, — Бронька щелкнула пальцами, — но это погрешность, согласись. У любой величины существует допуск — плюс-минус предельно допустимая величина. Проиграла — так и скажи.
— Сдаюсь, — согласилась я. — Но почему горит окно? Он не собирается уходить до…
Договорить я не успела — окно погасло.
— Точность — вежливость убийц, — восхитилась Бронька.
Через пару минут Борис Аркадьевич появился на пороге. Особой резвости в его движениях я не отметила. Человек чрезмерно устал от вынужденного сидения в четырех стенах. Постояв на крыльце, он закурил, с наслаждением втянув в себя дым. Застегнул куртку под горло и двинул поначалу на стоянку за домом. Пройдя несколько метров, он остановился, как бы в задумчивости, затем развернулся и пешком побрел на Ватутина. Проходя мимо нас, машинально глянул на сидящих в салоне. Но свет у Броньки не горел, он мог различить только два неподвижно застывших силуэта.
— Похохочи, — шепнула я.
Бронька схватила на лету: залилась дурным, заразительным смехом — я даже вздрогнула.
— Ну довольно, довольно… Чего ты?
Постоялов уже удалился. Перебежал дорогу перед тучей машин, хлынувшей со светофора, и медленно побрел к площади Маркса.
— Он оставил авто на стоянке, — зашептала я. — Почему, Бронька?..
— Не вижу ничего ошеломительного, — отворчалась Бронька. — Он весь день просидел в офисе, он не хочет лезть в машину, там душно, пахнет бензином, ему надо пройтись пешком. Между прочим, вполне естественное желание, а если рядом дом — какой вообще смысл ее забирать? Стоянка охраняется…
И громко зевнула — явно намекая, что и наш рабочий день пора закруглять.
— Да, Бронька, ты права, как всегда, ты прозорлива и дальновидна… — Я почувствовала, как заколотилось сердце в устрашающем темпе. — Но ты не учла одного, отменяющего все тобой сказанное: Постоялов движется навстречу Сургачевой!..
— А вот это серьезно, — подумав, призналась Бронька. — Хотя ровным счетом ни о чем не говорит. Ну ладно, подружка, ты меня заинтриговала, давай прочешемся. Звони Эдику.
Я нажала «четверку».
— Движется по Ватутина, — отчитался Эдик. — По пути завернула в обменник, проторчала там минут пять.
— Где она сейчас?
— Прошла «Айсберг». Движется очень медленно, глазеет на витрины…
Подозрения переходили в уверенность. Постоялов и Сургачева шли навстречу, находясь на равном удалении от входа в метро «Площадь Маркса»! Не могли они чисто случайно добиться такой потрясающей согласованности! (Они и по договоренности не могли ее добиться, но об этом я не думала.) Мы шли по левой стороне дороги, не спуская глаз с Постоялова. Он миновал недостроенную гостиницу, выбросил окурок и полез в карман за мелочью. На минуту задержался, пересчитывая копеечки. На метро поедем, догадалась я. Синхронность сразу же потерялась — слишком долго Постоялов тряс деньгами.
— Вошла в метро, — доложился Эдик. — Иду за ней.
Через долгую минуту с хвостиком Борис Аркадьевич распахнул тяжелую стеклянную дверь и погрузился во чрево подземки. Мы за ним. Народу в подземелье было как рыбы в Мировом океане. Наши люди почему-то любят кататься в выходные дни. Мы шли за светло-бежевой, малость потертой курткой, не боясь быть высмотренными. Прошли один поворот, другой… Я переложила мобильник в боковой карман, переключив на режим вибрации (слава нашей МТС: наши сотовые теперь и в метро берут!). Постоялов отправился к кассе, за жетоном.
