Я уперла заступ в землю, чтобы выбраться из ямы. Но не тут-то было. Где-то очень далеко, за пределами помещений, заскрипела дверь…
Я не поверила своим ушам. Не может быть! Опять?!!.. Так и села в яму, уронив заступ. Это уже ни в какие ворота, извините…
Ну почему так происходит?
Я почувствовала, как по щекам потекли слезы. Обидно стало дальше некуда…
Скрип повторился. Человек вошел в подвал и прикрыл за собой дверь. Затем начал спускаться. Я выключила фонарь. Напрягла слух и дважды различила, как неторопливо шаркают подошвы по ступеням.
Горькая обида заставила меня собраться. Я отложила фонарь, сжала заступ. Присев на корточки, прижалась к сырой земле. Что еще остается? Чем я не боец? Ведь этот ублюдок наверняка один…
Боже, да ведь у него пистолет Штейниса!..
Секунды казались резиновыми. Шарканье стихло. Человек на цыпочках ходил по «склепам» и на слух вычислял добычу. Интересно, выстрелит?.. Я подтянула к себе фонарик. Если он выбьет у меня заступ, буду биться осветительным прибором. Выхода нет. Не умирать же в расцвете сил глубоко под землей при невыясненных обстоятельствах…
Бледный свет фонаря заплясал по стене склепа. Ну вот. Конкретно попала.
— Лидия Сергеевна… — прошипел убийца голосом Вереста, — вы здесь?..
Гора с плеч, как говорится. Я хотела приподняться, но голова пошла кругом — слишком легкой стала.
— 3-здесь, — сказала я.
— Ну слава богу, нашел беглянку! — Заскрипел песок, светлое пятно на стене стало ярче. — Вам делать нечего? Вы что там потеряли?
От стаи я отбилась…
— В-вас ждем-с, — ответила я, — чтобы заступом отоварить…
— О, вы так говорите, словно там не одна.
— А я, собственно, и не одна…
Верест подошел совсем близко, свет сконцентрировался на узком фрагменте стены и скрюченной руке покойника, висящей, точно длань судьбы, над моей головой.
Я совсем ослабла.
Вот такая петрушка. Я снова попыталась приподняться, опираясь на «боевой» заступ, но подкосились ноги, и я рухнула, как рубль после дефолта. Сидела там, всхлипывая, пока Верест не поднял меня на поверхность, где вновь поинтересовался гигантской кастрюлей и чего в нее нельзя впихнуть. От взаимного испуга мы опять перешли на «вы».
— Перебьетесь, — прошептала я. — Детская задачка. Чему вас в милиции учат?
— Таких, как вы, защищать, — нашелся Верест.
— А таких, как он? — кивнула я на скрюченную руку.
— А с ним совсем плохо, — ушел капитан от ответа. — Четыре убийства — это уже дело государственной безопасности. Огребем по полной программе. Разве я не говорил вам, что это дело — полноценный тухляк?
Он проснулся от того, что слегка озяб (грелку отняли). Полежал минутку-другую — теплее не стало. Тогда он спустился с мансарды на кухню и стал исследовать мои следы. Того добра там было предостаточно. Я блуждала по первому этажу точно незрячая и, даже надев сапоги, продолжала свои перемещения, растаскивая по полу крошку от печных руин. С этой крошкой на подошвах и ушла. По ней он меня и вычислил — до поворота от калитки. Крошки там уже не было, но остались непосредственно следы от ботфорт, которые в сырую малодождливую ночь сохраняются прекрасно. По следам он дошел по Облепиховой до известного дома, а когда они оборвались, легко сообразил, что я опять собралась развлечься…
Он не стал осматривать труп. Пояснил, что для общения с умершими существуют особые службы, и связался по рации с подчиненными на воротах. Распорядился отзвониться из казачьей будки в город — на предмет труповозки и желательно бригады рудокопов. Заспанный лейтенант Ткаченко выразил сомнение, что номер пройдет. Поставил девять против одного, что его просто пошлют по известному адресу, мотивируя тем, что машина из морга уже трижды приезжала в «Восход» и пора бы уже убойному отделу перестать издеваться. Тем более в ночное время. «А ты все-таки попробуй, — посоветовал Верест. — Если уж совсем заартачатся, то ладно, до утра потерпим. Нам главное, Ткаченко, прокукарекать, а там хоть не рассветай»…
Поддерживая под локоток, он довел меня до дома. В принципе время было детское — около половины второго. Если кооператив не наводнят новые банды представителей законности, то до утра можно с чувством оклематься. Я уже представляла, вползая на буксире в калитку, ласковую постель и прочие прикроватные радости, когда свершилась новая драма…
