Он пришел в мансарду в девять вечера, едва волоча ноги. Его мужества хватило ровно настолько, чтобы не попросить у меня водки. Впрочем, я не обиделась: мужчинам свойственно гипертрофировать свои проблемы. С горем пополам выполнив свои обязанности любовника и не дождавшись от меня тайского массажа, он уснул. И вот тут-то меня взяла злость. За гипертрофированную мнительность Вереста, за жену, от которой он никуда не уйдет, за кошмары, к которым я ни одним боком, но булькаюсь в них по самое горлышко, за неудавшуюся жизнь, за несправедливость, согласно которой я нахожу мужчину мечты — образно говоря, клад, — но получаю на собственные нужды лишь те самые двадцать пять процентов от номинала…
Он храпел как пожарная команда. Впервые зрелище храпящего мужика не вызывало раздражения. И это тоже бесило. Я могла лежать и смотреть на него часами. С этим нужно было бороться. Беспощадно. Чем глубже я погружусь в трясину под названием Верест, тем мучительнее буду выбираться.
Не спалось. Обернув себя в плед, я спустилась вниз. Безобразие вчерашней ночи продолжало ощущаться. Посуда переставлена, сковородки, кастрюли — под сервантом: копались в нижнем ящике (завтра уберу, сил нет). Старая обувь разворочена, садовый инвентарь разбросан. Чего искали-то? Из полуразобранной печи (мы ею давно не пользуемся, у мамы в комнате камин) выломали несколько кирпичей — думали, у меня там тайник? Весь пол теперь вокруг печки усыпан известково-кирпичной пылью — объезжать приходится. Завтра смету.
Я заварила чай с лепестками розы. Очень толковый напиток. Кому как, а мне помогает думать и анализировать. Именно этим я и занялась, расположившись подальше от зашторенного окна. Гораздо лучше, чем предаваться слезам. И полезнее. Итак, поехали. Три ночи ужаса, в которые по воле рока я становлюсь одним из главных действующих лиц. Три трупа. Впечатлений не оберешься. Будем надеяться, сегодняшняя ночь станет исключением. А ведь все началось в ночь на 7 октября. Штейнис убрался из поселка в начале восьмого вечера — совпадение аховое (хотя он тоже имел жену и право на отдых). Двое незнакомцев (назовем их для простоты Петровым с Водкиным) протащили по моей улице тяжелый предмет (впрочем, Петров — это охранник Зубов, персонаж незабываемой картины; кто такой Водкин, ему ассистировавший, — вот главное неизвестное уравнения. Мужчина ли он? Думаю, да). Рассмотрим основную версию: тяжелый предмет — это труп. Более того, это труп «благородного, высокого, красивого» Гены, имеющего серый «вольво» и секретаршу. Сиречь, Зойкиного хахаля. История становления любовных отношений наших героев — дело темное. И ненужное. По крайней мере пока. Почему хахаль клюнул на Зойку — еще темнее. Но, выйдя от Зойки, он явно попадает в нехорошую компанию. Причем Зойка туг, пожалуй, не виновата: ее эмоции по поводу достоинств сопостельника и его невозвращения к жене нисколько не наигранны. Что происходило с момента ухода Гены от Зойки и до отчаянного крика, раздавшегося в начале третьего? Куда подевался серый «вольво»? Его нет в кооперативе. (Хотя тут, похоже, все нормально. Машину могли припарковать под любым столбом, а утром отогнать за пределы поселка. Охрана легковушки, как правило, не замечает. А если на воротах в тот момент стоял Зубов — то и подавно «не заметил».) И тут меня осенило — человека пытали! Или мучили. Или просто держали в укромном месте вопреки его воле. Место было очень укромное — до этого крика других не было. Человек сумел вырваться и оказаться недалеко от выхода (какого?), но его схватили, опять сделали больно, и он застонал. Потом подготовили к транспортировке и куда-то понесли. Опять получается интересно. В каком виде его несли? В мертвом? И куда?.. Мои глаза еще верны мне — злоумышленники Зубов с Водкиным свернули в Волчий тупик. Но милиция в последующие дни довольно тщательно обследовала переулок, проверяя мою завиральную теорию. Осмотрела все подвалы и сараи тамошнего «мирного населения». Трупа не было. Значит, унесли в ту же ночь (а зачем? — вопрос пока открытый). Куда? Напрашивается ответ: туда, где взяли. Это проще всего.
