Я дошла до конца Волчьего тупика (Красноперов в мансарде разговаривал сам с собой, у Рябининой завывала Танюха, в доме Марышева с Сургачевой стояла тоскливая похмельная тишина) и исследовала забор, венчаемый спиралями колючей проволоки. Под забором росла крапива, причем довольно густо. Я походила вокруг да около и пришла к выводу, что вряд ли прошедшей ночью через забор переправляли тяжелый предмет. А также тех, кто его нес. Теоретически они могли перелезть (пригнув проволоку), но в таком случае наследили бы под забором. Однако, насколько я видела, ни один стебелек не был примят, следы отсутствовали. Отсюда автоматически вытекало, что двое с ношей вошли в Волчий тупик вовсе не для того, чтобы пройти насквозь.
Намотав это на ус, я опять потащилась на Облепиховую. У трансформаторной будки напротив дачи Постоялова свернула налево, прошла мимо собственных наделов и отправилась в конец улочки.
Там возвышался аналогичный забор. Собственно говоря, это был не аналогичный, а тот же забор, дающий изгиб. Наши дачи располагаются в северной оконечности товарищества и надежно огорожены от мира. Я провела новое исследование — на сей раз более дотошно осмотрев кусты и землю под ними. Вывод напрашивался аналогичный — чисто. С тех пор как построили забор (больше двух лет назад), никто к нему в этом месте не приближался. Ни бомжи, ни грабители. И опять автоматически следовало: незнакомцы не пришли извне. Они вынесли свой нелегкий груз либо от Зойки Макаровой, либо из «Дома с привидениями», либо от Магдалины Ивановны Розенфельд (пусть последнее останется на моей совести).
И тут внезапно я ощутила спиной взгляд… Позвоночник похолодел, по телу пробежала дрожь. Я втянула голову в плечи. Сомнений не было: это ощущение трудно описать словами. Это какое-то… биополе, что ли. Упругая волна неприязни, теряющая с расстояния напор, но сохраняющая конкретность направления… Испытывая жгучий, ничем не обоснованный страх, я оторвала глаза от забора и медленно обернулась.
Никого. Облепиховая пуста. У Зойки на окнах занавески не шевелятся. Участок фрау Розенфельд заслоняет желтая листва рябин с россыпями ягод. «Дом с привидениями» — за Зойкиным пустырем, от места моего стояния виден лишь наполовину разобранный сарай…
Страх не отпускал, напротив, обнаружив отсутствие наблюдателя, я совсем перетрусила. Не могла я нафантазировать этот взгляд, он давил на меня как физическая сила!.. Я стояла минут пять не дыша, бороздя глазами округу. В голове замерцал интересный вопрос: а не влупила ли я в собственные ворота?..
Напряжение отпустило так же внезапно. Тело расслабилось, обмякло, затем медленно двинулось по Облепиховой, совершенно не сверяя свои действия с поступающими из мозга командами.
У родной бледно-зеленой калитки я остановилась. Визитеров не было: тонкая шелковая ниточка между крючком и штакетиной продолжала висеть.
— Так, девушка, ты начинаешь шизовать… — пробормотала я, толкая калитку.
Остаток дня прошел без эксцессов. Я опять заперлась в мансарде. Найденный в траве газовый баллончик занял центральное место на столе. Но успокоение не наступило. Я курила, дула кофе, опять курила… Несколько раз открывала и закрывала форточку. Подолгу стояла у окна, любуясь пейзажами. Дважды ловила пронзительные взгляды мадам Розенфельд, которая очень быстро вычислила мою диспозицию и продолжила свою обычную шпионскую деятельность (заняться человеку нечем). На проседающей, заросшей бурьяном крыше «Дома с привидениями» кучковались вороны. Сидели, нахохлясь, недобро помалкивая, и ничего не делали. Интересно, это к чему?
С территории доктора Грецкого доносились бородатые хиты. Каждый хит — на полтона тише. Последний — заезженный «Трубач» с Моисеевым — звучал еле слышно: видно, процесс предварительных охаживаний успешно завершался — наступал главный хит.
Появился затылок Ромки Красноперова. Он шел по Облепиховой — хохол на голове подпрыгивал — мимо моего дома. Вернее, он его уже прошел и в данный момент поравнялся с «Домом с привидениями». Замедлил ход, внимательно вглядываясь в разлагающееся строение. Потом вдруг резко обернулся и задрал голову. Я успела отпрыгнуть, но штора качнулась — он не мог не заметить. Блин! Опять этот идиотский страх — точно пресс прижал к полу… Кого испугалась-то? Я заставила себя подняться, чертыхаясь и позоря трусливую душонку. Трепетно отогнула шторину. Слава богу, красно-желтая курточка уже исчезала за сооружениями убогой Розенфельд… Куда он намылился? К Зойке? А за каким бесом, спрашивается?
