Из-за холода Джайна сжалась в комочек, потому он снова взял ее на руки, крепко прижимая к себе. Какая разница, все равно она спит каким-то невозможным, мертвым сном… Ее лицо было спокойным, веки едва подрагивали. Девушка потянулась и обняла его за шею, положив голову ему на грудь. В этот момент его дыхание замерло, и он боялся пошевельнуться. С другой стороны ему отчаянно хотелось разбудить ее, чтобы рассказать все кошмары его прошлого, чтобы не тешить себя надеждой. Она вряд ли будет рядом, если узнает о нем всю правду. Ненависть к самому себе готова была взорвать изнутри.
И шепот, сначала нежный, тихий и нерешительный, прокрался в его разум. И в один миг окрепший, взорвался звенящим криком. Вскипела в жилах кровь. Казалось, вены сейчас прожгут ставшую тонкой и прозрачной кожу, чтобы, как в кошмаре, пролиться огненной лавой. Он с силой сжимал губы, чтобы не орать от боли. Его мышцы окаменели. Но он пытался сохранить прежнее положение тела, чтобы не разбудить девушку.
Кайя Румпельшнукер с задумчивым видом помешивала похлебку из каменношкурой трески. В печи подходил хлеб с пряностями. На притихший город Кабестан надвигалась теплая южная ночь. Под окнами парочки тихо смеялись, направляясь на вечеринку в городскую таверну. Афиши обещали выступление рок-группы «Четыре копыта». Они, конечно, не были так хороши, как «Вожди тауренов», но все же.
В такие вечера желание бросить все и уехать обострялось невероятно. Кайя места себе не находила и слонялась по маленькой кухоньке, то и дело поправляя висевшие на стене картинки с видами городов Картели — заснеженная Шестермуть, знойный Прибамбаск. Младший брат Триззик давно звал ее к себе. И все бы ничего, да жил он на острове Кезан. Ох, уж этот Триззик…
А ведь ему пророчили такую карьеру…. Обучение в Высших школах Инженерного искусства, практика у таких именитых мастеров гоблинской инженерии как Диди Гаечный ключ и Финдль Свистопар. Но сначала его уличили в мелком мошенничестве, затем на более крупном проступке — подделке и продаже инженерных деталей на черном рынке. А потом был арест за пропаганду вольных лозунгов, противоречащих правилам Картели Хитрой Шестеренки.
— Шестеренка, вообще, на чем держится? — любил поговорить с Кайей старичок сосед с грустными глазами. Вернее он говорил, а она слушала.
— Никак не на свободе речи и вседозволенности. А на строгом принципе — хочешь заработать, не мешай другим. И уже потом — на высоких налогах. Любой, кто купит или продаст выгоднее того, кто стоит выше, вызовет подозрение и будет убран. А Триззик хорошим был гоблином, зря они его так. Не нашли подход, под общую гребенку… Зря, — и выпив еще стаканчик горячего эля, со слезами на глазах, целовал по-отцовски Кайю в лоб и шел домой.
Да, за кажущейся вседозволенностью и свободой в Шестеренке скрывался диктат. Каждый вид деятельности требовал наличие лицензии, разрешающей эту деятельность. Тот, кто позволял себе ловить моллюсков, имея лицензию на ловлю черепах, должен был заплатить штраф. Тот, кто был недоволен, платил штраф по двойному тарифу. «Прибыльные» лицензии, скажем, на добычу золотой руды сознательно удерживались руководством Картели или продавались из-под полы. Недовольство среди гоблинов росло. Но это мало волновало Картель, ведь они давно нашли выход.
Всех смутьянов ссылали на остров Кезан в Великом море. Сбежать с острова было тяжело, а содержать преступников в городских тюрьмах — обременительно. Со временем на Кезане возникла особая каста гоблинов, не согласных с политикой Хитрой Шестеренки. Туда-то и попал Триззик. Фактически, гоблины Кезана давно уже отделились от Шестеренки в свое отдельное мини-государство и теперь звались Картелью Трюмной Воды.
Вот Триззик и звал ее на Кезан. Говорил, на тюрьму совсем и не похоже. Хороший климат, красивая природа, полноценный обжитый город даже с театрами. Но Кайю что-то держало в Кабестане.
Проглотив без особого аппетита уху, она вышла прогуляться. Стройная, с курносым носиком и тихим характером, Кайя отчего-то так и не нашла своего женского счастья. Пыльные тропинки города сами вывели ее к дому Лиззарика, торговцу оружием. Она хотела пройти мимо, но хозяин дома появился на пороге. При виде ее, Лиззарик явно смутился.
