Один из крупнокалиберных снарядов разрывается под левым мотором самолета Воробьева. Сильно вправо и вверх бросает машину. Николай Петрович почувствовал, как чем-то очень больно рубануло по его левой руке и ноге. Разбита осколками приборная доска. Погнут ствол крупнокалиберного пулемета носовой установки. Лобовые плексигласовые стекла фонаря кабины пробиты в семи местах.
Невыносимо сильная боль пронизывает все тело Воробьева. Левая рука бесчувственно лежит на секторах газа.
- Держись, Коля! За нами ведомые самолеты! - громко говорит Михайлов, увидев, что Воробьев тяжело ранен. - Держи машину, Коля! Немного еще... Держись!..
- Держусь, Саша! И машину держу... - отвечает тихо Воробьев.
- Сбрасываю по цели бомбы!
- Хорошо, Саша...
- Виктор, тяжело ранен командир!
- Понял! Передаю об этом Макееву и ведомым!
Из раненой руки Воробьева сильно хлынула кровь. Лицо избито осколками лобовых плексигласовых стекол и стекол от приборов.
Когда самолет освободился от бомб, Воробьев, превозмогая боль, развернулся и со снижением высоты повел самолет к своей территории.
Михайлов, сознавая опасность положения, не теряя ни секунды времени, отстегнул ремень своего планшета и сильно стянул им у плеча руку Воробьева.
- Заходят на атаку "фоккеры"! - неожиданно услышали Воробьев и Михайлов тревожный голос Агафонова.
- Ух, сволочи! Еще их не хватает. Стреляйте, ребята... Я держусь... цедит сквозь зубы Воробьев.
- Виктор, хорошо прицеливайся! - кричит Михайлов.
Штурман и стрелок-радист ведут огонь по идущей на атаку сверху справа и сзади паре "фоккеров".
- Саша, где они? Куда мне отворачивать? Я ведь их не вижу... спрашивает Михайлова Воробьев.
- Разворачивайся, Коля, вправо!
Воробьев мгновенно бросает машину в правое скольжение. И тут же над кабиной проходит пушечная трасса. А сверху слева проскакивают вперед два "фоккера". Они уходят с набором высоты влево вперед и начинают выполнять крутой правый разворот для захода на новую атаку.
Михайлов отрывается на время от своего пулемета, наклоняется к Воробьеву и вытирает рукой с его лица кровь.
- Молодец, Коля! Держись! Отобьемся! - подбадривает он Воробьева.
- К пулемету, Саша, к пулемету. Вон уже "фоккеры" развернулись и опять идут на нас... - еле слышно говорит ему Воробьев и часто моргает, чтобы лучше видеть приближающихся врагов.
"Фоккеры" все ближе и ближе.
Вот уже дистанция шестьсот метров.
Четыреста...
Триста...
Сейчас будет дан залп!
Воробьев резко отдает от себя штурвал, резко давит ногой на правую педаль. Яркая вспышка! Но трасса огня снова проходит над кабиной. И тут же вверху проскакивают "фоккеры". Михайлов с "Березины", а Агафонов со "ШКАСа" дают им вдогонку по длинной очереди.
- Держись, Николай! - кричит Михайлов.
- Держусь, держусь... - со стоном отвечает Воробьев.
- Братцы, ура! "Фоккеров" "яки" зажимают! - раздается радостный крик Агафонова.
- Вот это вовремя. Бейте их, братья-истребители! - кричит Михайлов.
И уже вдали и выше завертелась карусель воздушного боя. Преимущество было на стороне наших истребителей. И вскоре оба "фоккера" начали удирать в направлении своей территории.
Когда бой закончился, два "яка" подошли к Пе-2 Воробьева и стали рядом.
- Ну, как, Николай, долетим домой? - наклонился к Воробьеву Михайлов.
- Долечу. Надо, Саша, долететь...
...Под самолетом литовская земля. Пройдены аэродромы штурмовиков и истребителей.
У Воробьева вновь начала кровоточить рана перебитой руки. Михайлов вторично туго перетянул ее ремнем От планшета.
Из пробоин лобовых стекол по лицу Воробьева хлещут упругие струи воздуха. Они мешают смотреть, но и помогают - обдувают обескровленное лицо.
- Может, в Каунасе сядем? - понимая, как тяжело вести самолет Воробьеву, спрашивает Михайлов.
- Нет, Саша. Будем садиться на своем аэродроме.
Чувствую себя на пять с плюсом, - пробует шутить Воробьев, чтобы успокоить штурмана.
Еще он пробует подвигать рукой. Плечо работает, но рука все также лежит на панели неподвижкой.
Наконец впереди показался родной аэродром.
- Витя... Предупреди... Садиться буду с ходу... - говорит Воробьев Агафонову слабым голосом.
