Гостомысл вопрошающе смотрел на толпу.
— Что скажете? Как решите, мужи новгородские? — будто эхо, подхватили последние слова посадника «концевые» старосты.
— Пропустить их с почётом! — воскликнули из вечевиков.
— Чего и спрашивать! Не в первый раз идут через Ильмень-озеро мужи норманнские!
— Всегда пропускали, пусть и теперь идут!
— Нет, так прежде не делалось! — вдруг послышался оклик. — Почём мы знаем, как там они с нашим посадником сладились!
— А и в самом деле!.. Может, Гостомысл душой кривит, в свою пользу дело гнёт?
— Прежде гости, коли у нас торговать хотели, сами с поклоном приходили на вече, а тут вон как!..
— Не пропускать, если сами вечу не поклонятся!
Вече вмиг заволновалось. Недовольство Гостомыслом давало себя знать. Среди недовольных были самые отчаянные новгородские крикуны, для которых всякого повода было вполне достаточно, чтобы пошуметь да покричать. В общем прибытие норманнских купцов, пробиравшихся по обычному пути из варяг в греки, не могло даже быть особенно выдающимся событием. Норманны в Новгороде бывали слишком часто, чтобы из-за них могла возникнуть какая-либо смута. Но в этом случае крикуны новгородские просто воспользовались случаем, чтобы выразить своё неудовольствие посаднику.
В толпе шёл оживлённый говор. Каждый прежде всего старался перекричать другого, внушить ему свою мысль. Тот оказывался правым, кто кричал больше. Увы, эта черта свойственна даже и до настоящего времени всем славянским народностям!
Гостомысл прекрасно знал своих сограждан. Он спокойно стоял и слушал их крики. Его намерением было дать накричаться вдоволь вечевикам и, когда они подустанут, снова завести речь о норманнском посольстве.
Но на сей раз дело зашло гораздо дальше.
— Долой Гостомысла из посадников! — снова раздался зловещий крик.
— Долой, долой! Больно много воли брать стал! — слышалось со всех концов.
Гостомысл вздрогнул и нетерпеливо махнул рукой.
— Это всё Велемир-жрец против тебя вече поднимает, — прошептал ему старший посадник, не столько расслышавший, сколько понявший по гулу, в чём дело. — Вот и ты мне ту же самую яму рыл!.. Знаю я...
Но степенный посадник, не слушая его, быстро спустился на нижнюю ступень и, выхватив из рук ближайшего дружинника копьё, громко застучал древком о помост.
Это был знак, что посадник желает говорить с вечем.
Услышав стук, вечевики смолкли.
— Мужи новгородские и людины! — громко, с оттенком негодования в голосе заговорил Гостомысл. — Вижу, что не угодил я вам, что даром называюсь посадником... Простите меня, делал я всё для пользы Новгорода общей, сколько разумения хватало, радел обо всём, один за всех долгих ночей не спал, но не угодны, вижу, труды мои вам, кланяюсь вам, выберите вы себе другого посадника, а меня простите...
Никто из крикунов не ожидал такого скорого результата своих криков. В сущности, никаких серьёзных причин оставаться недовольным Гостомыслом не было ни у кого. Да и смелый, брошенный прямо в лицо вызов обескуражил многих. Все знали, что так быстро достойного преемника Гостомыслу найти трудно, а как ни мала была власть посадника, всё-таки являлся он лицом необходимым в общем строе управления.
Смущённая толпа замолкла, новгородцы не знали, что отвечать Гостомыслу, а он, спокойный и величавый, ждал решения, опершись на копьё.
Вдруг в это время горожане как-то разом заволновались. Среди них послышались громкие крики и неясный шум. Сразу же все отвлеклись от жгучего вопроса и повернули головы назад.
Через толпу вечевиков прямо к помосту, занятому новгородскими властями, пробирался норманнский воин в мокрой одежде.
Это был ярл Стемид, гость новгородский.
— Что с ним? Какое горе приключилось? Чего ему нужно от нашего веча? — закричали несколько человек.
В общем, все были довольны, что появление Стемида отвлекло вече от немедленного ответа на так прямо поставленный Гостомыслом вопрос.
Кроме того, Стемида в Новгороде знали многие. Для большей части торговых людей он был своим человеком. Поэтому теперь появление его на вече, да ещё в таком виде, заинтересовало многих.
Стемид, уверенно расталкивая толпу, направлялся прямо к вечевому помосту.
