— Можно быть совершенно спокойным, — сказал Чукин. — Радиометр будет починен. Валерий — увалень, тихий меланхолик, но как коснется работы, тут уж на него можно вполне положиться. Мы с ним третий сезон вместе...
Валерий вернулся ночью, разбудил нас всех, зажег свечу и сунул наушники Чукину. Всем стало слышно, как тихонько, упруго и четко пощелкивает аппарат.
— Работает, — сказал Валерий. — Вот, слышите? Как часы. Чудо двадцатого века. Григорий Петрович, вы тоже слышите? Сима, ты слышишь? Я весь Нижнеудинск обегал, разыскивал такого человека, который понимает в конденсаторах. Был на радиоузле. В депо. На лесозаводе. Никто ни в зуб ногой в этой технике. Думал — уже все, придется переквалифицироваться в управхозы. И вдруг такого парня нашел на слюдфабрике! Не парень, а Высшее техническое училище имени Баумана. Блоху запросто подкует. Мы с ним почти что новый конденсатор сделали.
Весь следующий день Валерий спал, не поднимаясь.
———
Удивительно было смотреть, как Гера делает по утрам зарядку. Он бегал по мокрой траве, по большому летному полю, мимо вертолета с обломанной лопастью. Давно он тут стоял, этот вертолет, давно пора было починить ему лопасть.
Трава, и бока вертолета, и провисшие стенки нашей палатки по утрам бледнели от холода. Очень не хотелось вылезать из спального мешка. Я раз попробовал побежать вслед за Герой, но сразу замерз и соскучился. «Ничего, — подумал я, — втянусь...» Пора было лететь, двигаться, работать. Пора. За этим я ехал в Саяны. Вон они, эти горы. Но как туда попадешь?
Гере мы не сказали, что существует Фелька. Симочка ему тоже ничего не сказала.
— Действуйте, Симочка, — сказал Чукин, — охмуряйте Геру. Не посрамите Саянскую партию.
— Ладно уж, — сказала Симочка, — буду охмурять.
Мы верили в Симочку и знали, что игра эта безопасна, и все-таки мы ревновали. Мы хотели, чтобы Гера был посрамлен, и ждали, злорадствуя.
Днем Гера звал нас всех с собой за реку, туда, где стояла гора. Не вся гора, лишь ее половина. Другую половину камень за камнем время свалило в Уду. На горе росли сосны, земляника и цветы саранки. Там начиналась тайга и тянулась себе не спеша на север, подальше от пыльного Нижнеудинска.
— Пойдемте, — звал Гера, — знаете, как там хорошо? Там такая заводь есть, старица. Вода теплая, и глубоко. Поплаваем железно. Так же невозможно — сидеть в палатке.
— Поплавать — это вещь, — говорил Валерий. — Поплавать — это можно. — Но из палатки никуда не шел. Мы подозревали, что он не умеет плавать.
Чукин, Симочка и я пошли с Герой за реку, поднялись высоко, остановились и стояли долго. С горы не были видны провисшие бока нашей палатки, дверь с надписью «Отдел перевозок», куда Чукин ходил каждое утро объясняться с начальством, вертолет с отломанной лопастью. Зато было видно, как много кругам неба, земли, воды, травы, леса, гор; какое все это просторное, голубое, зеленое. Неужели мы двинемся в путь и пойдем по тайге месяц, другой и третий, и будет только тайга, прохладная, чистая, и сосны и горы день и ночь? Не верилось, до того это было хорошо. Мы долго стояли так, потом купались в заводи и стреляли из чукинского парабеллума.
Последней стреляла Симочка. Она сказала, что все умеет сама, поднесла пистолет близко к носу и быстро пальнула. Пуля ткнулась в траву где-то рядом и вышибла пыль. Симочка сразу же села на землю, прижав к глазам кулаки. Кровь быстрыми брусничками просыпалась из-под кулаков, скатилась по щекам. Симочка покачалась сидя и легла лицом в землю.
Я не знал, что делать. Чукин прыгнул к Симочке и поднял ее с земли. Он оторвал от ее глаз кулаки и закричал:
— Платок, платок давайте. Водой его намочите.
Гера кинулся к воде.
Над переносьем у Симочки оказалась кровяная ранка. Чукин забрал у Геры платок, обтер кровь на лбу, на щеках и на шее у Симочки, сказал:
— Отведите ее в тень.
Гера повел Симочку на берег к кустам. Мы остались с Чукиным поодаль и смотрели. Гера вел Симочку, держа ее за плечи. Никакой он был не мальчик. Мы смотрели на его загорелую спину, на маленькую рядом с ним Симочку, как она идет, послушно и слабо ступая ногами.
