- Скажи, Кисси, - спросил Баст, медленно, с удовольствием выцедив половину дозы, пережив чудо послевкусия, переведя дух, и закурив, наконец, сигарету. - Что ты тогда сказала про Эдуарда?
- А что? - Сразу же насторожилась Кейт.
- Да, что ты в самом-то деле! - Баст от удивления даже руками развел, чуть не расплескав при этом драгоценный напиток. - Я же тебя не о твоих любовниках спрашиваю. Ты помнишь, когда умер Георг?
- 20 января. - Она поставила бокал на стол, встала, прошлась по комнате, оглянулась на Баста через плечо. - Что-то еще?
- Да, - кивнул Баст. - Кто входил в делегацию СССР на похоронах?
- Литвинов, Тухачевский ... Остальных, извини, не помню.
- Тухачевский ... - Что-то в этом определенно было. - Он ведь на крейсере?...
- Нет. - Перебила его Кейт. - На поезде. Через Польшу и Германию. И везде с остановками. Встречи, переговоры.
- И в Париже?
- И в Париже. - Она все еще смотрела на него через плечо. Обворожительная женщина ... - Но не перед похоронами, а после. Он сюда 10 февраля приедет ... Прозит!
- Прозит! - Согласился Баст и приник к бокалу, а когда снова поднял взгляд, она уже стояла прямо перед ним, вместо платья на ней была только тонкая шелковая комбинация, белая, отделанная белыми же кружевами. Когда и как она успела снять платье, Баст так и не понял, но он и не думал над этим. Тонкий шелк ничего, в сущности, не скрывал, но заставлял воображение работать на полную катушку.
- Я так и буду стоять перед тобой, как Ника Самофракийская?
- У Ники нет головы! - Возразил Баст, вставая. - Ее в губы не поцеловать!
Его шатнуло, но он устоял, взял женщину за плечи, почувствовал под пальцами прохладную шелковистую кожу, и притянул к себе, ловя губами ее мягкие податливые губы.
***
Говорят, что от коньяка голова не болит. Врут, поди, как всегда, или просто пили недостаточно. Или это специфический эффект арманьяка? Возможно. Все возможно, однако, когда Ицкович проснулся, голова у него буквально раскалывалась. Даже жить не хотелось ... минуту или две, до тех пор, пока не обнаружилась притулившаяся к его правому плечу Кейт. Одежды на ней не было. Впрочем, на нем тоже, но если рассматривать себя ему и в больную голову не пришло, то вид обнаженной Кисси отвлек Олега от колокольного звона в ушах и ударов била в виски. С того ракурса, который определялся положением их тел в пространстве, зрелище открывалось настолько завораживающее, что на некоторое время даже дыхание для Ицковича стало не актуальным.
"Н-да ..." - А вот это была уже вторая членораздельная мысль, пробившаяся через все препоны, и оказалась она первой, нелишенной содержания.
Олег осознал, наконец, что произошло сегодня ночью, и ему стало стыдно. Стыдно перед Ольгой, перед самим собой, даже перед женой Баста, и уж особенно перед Таней.
"Хотя тут-то что?... Никто-никому-ничего-ничем... сплошной "платонизм" и переписка Абеляра с... как ее там? - Подумал Баст в полусне. - Хотя нет! Чего это я?! Он же, вроде, Элоизе сначала ребенка сделал, а уже потом, когда его ... Тьфу-Тьфу-Тьфу! А Таня тоже, как девочка ... Два дня вместе, и ни да, ни нет. А я не железный, между прочим!"
Но тут прижавшаяся к нему грудью Кайзерина повела во сне плечом так, что движение это передалось ее полной груди, и Олег сразу же забыл об угрызениях совести. А в следующее мгновение или около того - он лишь успел натянуть левой рукой сползшее с них одеяло, - Ицкович уже снова спал, чтобы проснуться через час с ясной головой и отчетливым желанием продолжить дело, начатое ночью. И здесь, очень показательно, его ожидало полное понимание и даже неподдельный энтузиазм ... "широких масс" австрийской аристократии.
В себя пришли, разумеется, не сразу, и ведь дамам "перышки чистить", что кавалерам коня после охоты или сражения обихаживать. Это, конечно, если грума нет и прочей челяди, но и у Кайзерины никого - чтобы помочь - под рукой не оказалось.
"Бедная Кисси..."
Впрочем, насколько понимал Баст, это был отнюдь не первый случай, когда баронесса путешествовала налегке, прихватив с собой всего три чемодана - сущие пустяки - самых необходимых при такой походной жизни вещей.
