«В тени Лубянки…» - страница 11

»[53]. Кроме того, чекисты стали вербовать в сексоты и православных для активизации их борьбы против католиков — «этим преследуется цель соблазнять православное духовенство и верующих и заинтересовать их материально».

Справедливость этого тезиса органов ГПУ «с блеском» подтвердилась в ходе следствия по групповым делам приходских общин католиков в Москве. Хотя прежние попытки чекистов выслать со скандалом из страны епископа Пия Неве кончились неудачами, он продолжал оставаться их постоянным объектом наблюдения. «Свои люди» были везде — прислугой в доме, горничными в посольстве, среди прихожан в храме, — и все они регулярно докладывали о встречах и разговорах епископа Неве, обо всех посещающих его в храме и. на квартире священниках и верующих, а главное, о постоянной поддержке им верующих. Приведем цифры о размере денежной помощи, оказанной им священству и прихожанам за три года, с 1927 по 1929 год:

Источник: Wenger A. Rome et Moscou. С. 289.

С точки зрения советского законодательства епископ Пий Неве совершал нарушения закона: тайная переписка с заграницей, распределение валюты, полученной из-за рубежа. Но это было естественное и неотъемлемое право епископа: свободное совершение культовых действий, моральная и материальная помощь, которую епископ обязан оказывать своим священникам, поскольку они, как лишенцы, не могли иметь хлебных карточек, а верующие не имели права оказывать им помощь под страхом ареста, так что приходилось рисковать самому Пию Неве. И, конечно, раздача денег нуждающимся в материалах следственных дел интерпретировалась соответствующим образом — оплата шпионажа в пользу Ватикана, а необходимые подтверждения этого прослеживаются в материалах последующих групповых дел католического духовенства и прихожан.

С января по февраль 1930 года были арестованы десять немецких католических священников, среди них был и Апостольский администратор Поволжья Августин Баумтрог[54]. Сначала они обвинялись «в сборе шпионских сведений в пользу Германии»[55], и после первых допросов, дав признательные показания, они были отправлены в Москву для дальнейшего следствия. В середине февраля прошли аресты второй группы священников, кому-то удалось вовремя скрыться, и они были объявлены во всесоюзный розыск. Среди перешедших на нелегальное положение был священник Алоизий Каппес[56], о нем ранее был отправлен рапорт в Москву: «Сообщаем, что нами от нашего агента получены данные о том, что Каппес является информатором Ватикана по СССР». В рапорте также утверждалось, что «Каппес является организатором связей с зарубежными центрами».

Лишь в августе 1930 года отец Алоизий был арестован и стал давать развернутые показания о своей «контрреволюционной деятельности». Прежде всего следствие интересовали его поездки за границу за сбором средств в пользу голодающих Поволжья в 1922 и 1924 годах. В материалах дела они были представлены как поездки в Рим для отчета «о проделанной шпионской работе и получения директив Ватикана для дальнейшей работы». И это подтвердил на допросах сам отец Алоизий: «В Риме мы составили меморандум, который подали Папе. В меморандуме было 4 раздела: церковь, школа, духовенство, народ… С одной стороны, мы подчеркнули политику репрессий по отношению к Церкви и к нашему народу со стороны советской власти, с другой стороны, указали на активную политическую позицию, которую занимало духовенство против власти и в борьбе с нею».

Далее он показал, что Папу Римского «особенно интересовала жизнь католического духовенства», и он задал много вопросов: сколько священников арестовано и сколько еще осталось на свободе; какие обвинения предъявлялись им. Папа также интересовался: в каком материальном положении находятся церкви; каков размер налогов на церкви; сколько церквей закрыто. На вопросы — сколько неверующих в стране и каково влияние коммунистов — отец Алоизий ответить не мог. Завершил он свои показания утверждением, что «Папа одобрил те твердые, непримиримые позиции, которые занимало католическое духовенство», и подтвердил, что «Папа обещал свою поддержку и дал благословение