— С вами играть нельзя. Вам проигрыш — хоть что, а мне каково?..
Присутствующие застыли в испуге. И только государыня сохранила присутствие духа и сказала:
— Не пугайтесь, господа. Мы играем уже тридцать лет и всегда одно и то же…
Действительно, через некоторое время, успокоившись, Строганов снова сел за стол и игра возобновилась…
Но нынче все было по‑другому. Когда ставки сильно возросли, Потемкин вынул из кармана большой изумруд прекрасной огранки и небрежно бросил его на середину стола. Общий возглас восторга прокатился среди играющих. Из‑за соседних столов и с диванов поднялись другие гости и сгрудились у стола императрицы, чтобы полюбоваться на сокровище.
Екатерина, чрезвычайно любившая камни, вспыхнула. Она прикрыла рот картами. Потом собрала их и положила на стол.
— Пожалуй, я не столь богата, — сказала она досадливо, — чтобы ответить вам тем же, граф.
— Матушка‑государыня, — Григорий Александрович привстал с кресла, — мы все — твои… — он чуть не сказал «рабы», но вовремя вспомнил о запрете Екатерины на это слово и поправился, — подданные и все наше — твое. Тебе понравился сей камешек, так прими его в подарок. А стоимость оного я покрою в банке своим векселем на ассигнации.
Прасковья Брюс, вся покрывшаяся красными пятнами, первой захлопала в ладоши.
— Виват Григорий Александрович! Вот истинно Боярд — рыцарь без страха и упрека. Вот щедрость, достойная шевалье.
Шум поднялся невероятный. Все толпились, все говорили одновременно. Изумруд переходил из рук в руки. Императрица сидела красная, глаза ее сияли…
Затем игра продолжилась. Потемкин был в ударе и скоро отыграл значительную часть суммы, помеченной на расписке. Около полуночи Екатерина встала.
— Все, господа. На сегодня хватит. Я благодарю всех за прекрасный вечер. А вас, граф, особенно. Но уже поздно, а завтра, Бог даст, будет еще день. Доброй ночи всем… — Она повернулась к дежурной фрейлине. — Если вас не затруднит, ma chérie, пришлите мне мадемуазель Перекусихину.
В разговор вмешалась Анна Протасова, бывшая в этот вечер в числе гостей:
— Вашему величеству придется подождать. Я видела, как Маша Перекусихина пошла к себе. А с тех пор, как коридор во фрейлинский флигель заложен, девушкам приходится бегать вокруг. Это требует времени, я уж не говорю, что холодный ветер и сырая погода — верный путь к инфлюэнце…
Императрица остановилась.
— Что значит заложить коридор?
— Заложить, значит закрыть проход стеной из кирпичей…
— Кто велел это сделать и зачем? — она посмотрела на Потемкина.
Тот смешался.
— Ну, там… Там дуло, как в трубе…
— И потому вы решили — пусть девушки бегать по улица мимо ваши окна? Мудрый решение, нечего сказать.
Потемкин с такой ненавистью посмотрел на статс‑фрейлину, что другая бы на ее месте упала в обморок. Но Анна стойко выдержала его взгляд. Она присела перед императрицей и сказала:
— Пока мадемуазель Энгельгардт бегает за Машей, вы, может быть, позволите, ваше величество, мне вас проводить?
Они уже настолько хорошо знали друг друга, что Екатерина сразу поняла, что у статс‑фрейлины есть для нее еще какая‑то новость.
— Хорошо, ma chérie, пойдемте…
В будуаре, после того как Анна затворила за собою дверь, Екатерина вопросительно посмотрела на нее.
— В колье, купленном его светлостью у бриллиантщика Луиджи Граверо, были три изумруда, ваше величество. Два поменьше, а этот — самый большой.
Екатерина подозрительно посмотрела на фрейлину.
— А кому же предназначаться колье?
— Наверное, тому же, кому и арбуз, за коим гоняли его светлость курьера в южные степи…
Императрица выпрямилась, оттолкнула руки Анны, помогавшей ей раздеваться.
— Вот что, милочка, — голос ее прозвучал раздраженно. — Переставай морочить мне голова. Если тебе нечто известно, говори. Мы уже имели с тобой договор об это.
— Простите, ваше величество, но мне так трудно быть всегда черным вестником…
— Я тебя слушаю.
Императрица села за туалетный столик, отвернулась и стала с преувеличенным вниманием рассматривать свое отражение в зеркале. И тогда Анна рассказала ей историю цыганской красавицы Бажены, ее тайного приезда в Петербург и не менее загадочного исчезновения. Некоторое время в будуаре царило молчание. Нарушила его Екатерина.
