Он скромно прибыл в Кремль и принял фельдмаршальский жезл и шпагу с драгоценными камнями на ножнах и эфесе, принял орденскую звезду, медаль, выбитую в его честь с портретом, масличную ветвь с алмазами и шляпу с лавровым венком. Пожаловано было ему имение в пять тысяч душ, сто тысяч из кабинетских денег на строительство дома в Петербурге, а для убранства оного картины из Эрмитажа и сервиз из серебра на сорок персон. Кроме того, получил он титул графа Задунайского.
Затем уже своей волею переименовал он пожалованное подмосковное имение в «Кайнарджи» и там устроил праздник. Столы накрыты были в турецких трофейных шатрах, заблаговременно отправленных вперед с обозом. Привычка грабить и присваивать «трофеи» никогда не считалась у полководцев делом зазорным. А иначе, зачем и стараться воевать?.. За праздниками не забывали и о делах.
На аудиенции Румянцев говорил:
— Мир‑то он мир, матушка‑государыня, да надолго ли… Вона, к Давлет‑Гирею опять подмога от султана пришла, а он и принял. На Кубани смутно. В Полтаве казенная палата сгорела, а с нею и половина генеральной описи губернии… Комиссия московская, коя назначена уложение составить, не чешется… Сечь Запорожская посередь Малороссии, как чирей. Была заслоном пред Портой, не спорю, только то — в прошлом. Надобно и там учреждения о губерниях вводить, по всей земле один общерусский порядок быть должен.
Императрица соглашалась, только жаловалась, что не успевает за всем следить. Бумаг выше головы накопилось. Секретари же — ленивы, толковых мало.
— У тебя граф, нет ли на примете кого?
— Как не быть. Только хороших‑то больно неохота отдавать. Ну да за добро — добром… Есть у меня в походной канцелярии толковые офицеры, как не быть.
— А реляции твои ко мне кто писал, больно уж слог гладкой…
— А, то Безбородко…
— Кто таков?
— Весьма трудолюбивый и дотошный делец.
— Скромен ли?
— Э, матушка‑государыня, der blüder Hund wird selten satt,[111] стыдливый‑то из‑за стола голодный встает. Из хохлов он… А посему — обжорлив и любострастен… Так ведь, не один он таков‑то у нас…
Императрица не пропустила намек мимо ушей, и ответила колкостью на колкость:
— Зато от тебя, кто к нам ни прибудет, все будто неделю не евши. — Румянцев покраснел. Императрица не первая обвиняла его в скаредности. — Ладно, присылай его при случае ко мне.
Вечером она дала поручение Анне:
— Узнавайте‑ка, мой королефф, кто такой есть Безбородко, которого сватает мне Петр Александрович в секретари?.. — И когда фрейлина удивленно вскинула на нее глаза, поспешила добавить: — Нет, нет, к господин Роджерсон водить его не надо… пока…
Рассчитавшись с Портою, Екатерина назначила Потемкина «главным командиром» и генерал‑губернатором всех южных земель, получивших название Новороссийского края. Теперь по утрам его светлость не велел пускать к себе никого из просителей. Он изучал историю Крымского ханства, готовясь к титулу «Таврического»…
8
Верная своему принципу, Анна начала с герольдмейстерской конторы, где у нее были уже налажены знакомства. Из «картона» с малороссийскими актами узнала, что род Безбородков вел свое начало с некоего запорожского казака Степана, коему, по семейным преданиям, при очередном набеге снес поганый саблею нижнюю челюсть. Степан выжил, а за потомками его так и осталось прозвище, перешедшее в фамилию. Служили Безбородки бурмистрами Бориспольской ратуши, числились реестровыми казаками, войсковыми и значковыми товарищами. И за службу получили на свои небогатые маетности гетманские универсалы.
Александр Андреевич Безбородко родился в Глухове в семье генерального писаря, человека хитрого, пронырливого и не беспримерной честности. Дважды Андрей Яковлевич отрешался от должности и попадал под следствие, но каждый раз выкручивался и выходил из беды даже не без прибытка. Сынов своих, что старшего Александра, что младшего Семена, грамоте и трудолюбию учил сам. Позже Сашко, окончив учение в Киевской академии, в осьмнадцать лет был уже бунчуковым товарищем,[112] потом членом генерального суда.
Принимал участие в Турецком походе и обратил на себя внимание Румянцева. За участие в сражениях был из коллежских асессоров произведен «на состоящую в малороссийском киевском полку вакансию» в полковники. Главнокомандующий взял его в походную канцелярию и доверил «многия секретныя и публичныя дела в комиссии»… Все это рассказали фрейлине знакомые чиновники, показывая в подтверждение бумаги, понеже, дружба дружбой, но верила Протасова только документам. Далее должна была следовать личная встреча.
