Ярость, воровство и кровопийство бунтовавших крестьян, еще вчера ломавших шапку при одном виде коляски барина, не уступали жестокости казаков. Помещики, еще вчера уверенные в преданности облагодетельствованных ими дворовых, гибли сотнями от их рук. Крестьяне засекали плетьми своих владетелей вместе с малолетними сыновьями, вешали, резали… жен и дочерей насильничали и тоже убивали. Имения грабили и жгли дотла. Правда, после ряда удачных сражений бибиковских отрядов, 1 апреля Пугачев потерпел жестокое поражение под Бердой. Государственные войска освободили Оренбург. К сожалению, простудившись в дороге, Александр Ильич заболел лихорадкою и в Бугульме умер. Пожалуй, теперь Екатерина не только полностью осознала и оценила опасность восстания, охватившего весь край от Екатеринбурга до Уфы, до Астрахани и Камышина… Ей стало страшно в Петербурге.
— Матушка, — говорил новопожалованный граф Григорий Александрович Потемкин, уютно устроившись кудлатой головой в коленях Екатерины, — надобно посылать Суворова. Он жесток. Ни людей, ни крови не жалеет и хитер… Он схватит злодея.
Но Суворова главнокомандующий Румянцев не отпускал с юга. Никита Иванович все же уговорил императрицу назначить живущего в отставке брата Петра Ивановича главнокомандующим войсками, посланными на усмирение. Старый генерал‑аншеф, поломавшись для вида, согласился и выехал в Оренбург. В восставшие волости стали стягивать крупные силы. В марте у крепости Татищевой государственные войска в первый раз одержали существенную победу над отрядами бунтовщиков. Около двух тысяч их было убито и более четырех тысяч взято в плен. А два дня спустя под станицей Чесноковой были разбиты отряды пугачевских «полковников» Зарубина‑Чеки и Салавата Юлаева, а под Екатеринбургом — отряды Белобородова. Сам Пугачев с небольшим отрядом ушел на Урал.
После разгрома под Татищевой среди старшин яицких казаков стало нарастать беспокойство. Кое‑кто начал готовить возы с награбленным и отправлять домой. Постепенно среди ближних «атаманов и главных полковников» зародилась мысль о заговоре. Как выяснилось позже, начал это дело Григорий Бородин, племянник яицкого войскового старшины. По сговору еще с тремя или четырьмя сподвижниками Пугачева, он ускакал в Оренбург, чтобы договориться о сдаче «царя‑батюшки» властям. Однако не удалось. Сговор был раскрыт. А Пугачеву всего месяц понадобился, чтобы собрать снова многотысячную армию, состоящую из разрозненных отрядов. Он вновь одержал несколько побед, пока 21 мая не был разбит генералом де Колонгом. Известие об этом вызвало настоящее ликование в столице…
24 августа между Царицыным и Черным Яром у Соленикова завода Михельсон наголову разбил мятежные отряды. Самому Пугачеву с горсткой яицких казаков удалось бежать на Волгу. Не было хлеба, боеприпасов. Людей — едва две‑три сотни…
После переправы ближайшие соратники поняли, что игра проиграна. Никаких надежд на «восстановление» на престоле Петра III и своего возвышения до уровня первого сословия не осталось. Для казаков наступили безвыходные, гибельные дни… Оставшийся на левом берегу «полковник» Творогов собрал у себя заговорщиков.
— Что делать, братцы, будем? Какому анпиратору служим? Он даже грамоте не знает, имя свое писать не умеет… Не лучше ли… повязать его?..
На том и постановили. 15 сентября казаки доставили связанного Пугачева к Кош‑Яицкому форпосту и передали в руки сотника Харчева с командой. Пленника тут же забили в «великую колодку», как назывались тяжелые деревянные кандалы на ногах, и начался тяжкий крестный путь «злодея» и крестьянского вождя сначала в Яицкий городок, потом под охраной Суворова, который все же был отозван от Румянцева, в Симбирск. Главнокомандующий граф Петр Иванович Панин велел показать людям скованного «злодея», всенародно бил пленного по щекам и отправил в Москву…
Здесь под председательством князя Волконского была образована следственная комиссия. После суда императрица утвердила приговор, согласно которому Пугачева велено было казнить в Москве жестокой казнью: четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех же местах и сжечь.
