По‑видимому, время от времени все‑таки и расчетливого Зубова постигало отвращение в императорской опочивальне. Он попросил разрешения представить государыне брата Валериана, только‑только разменявшего восемнадцать лет. Это «дитя» по телесной мощи, пожалуй, превосходило старшего. Договорившись, они полюбовно менялись, имея отдых от обязанностей во флирте и в развлечениях другого порядка.[134]
Вот как описывает эту мало аппетитную ситуацию уже цитированный выше Шарль Массон: «Между тем ее похотливые желания еще не угасли, и она на глазах других возобновила те оргии и вакхические празднества, которые некогда справляла с братьями Орловыми. Валериан, один из братьев Зубова, младший и более сильный, чем Платон, и здоровяк Петр Салтыков, их друг, были товарищами Платона и сменяли его на поприще, столь обширном и нелегком для исполнения. Вот с этими тремя молодыми развратниками Екатерина, старуха Екатерина проводила дни в то время, когда ее армии били турок, сражались со шведами и опустошали несчастную Польшу, в то время как ее народ вопиял о нищете и голоде, и был угнетаем грабителями и тиранами». В сноске автор «Записок» добавляет: «Развратниками можно назвать в особенности Валериана Зубова и Петра Салтыкова, которые вскоре предались всем возможным излишествам. Они похищали девушек на улицах, насиловали их, если находили их красивыми, а если нет, оставляли их слугам, которые должны были ими воспользоваться в их присутствии. Одним из увеселений младшего Зубова, который еще несколько месяцев назад был скромным и застенчивым юношей, было платить молодым парням за то, чтобы они совершали в его присутствии грех Онана. Отсюда видно, как он воспользовался уроками старой Екатерины. Салтыков изнемог от такого образа жизни и умер, оплакиваемый теми, кто знал его еще до того, как он стал фаворитом».
Впрочем, вскоре честолюбивый Платон постарался вытеснить брата из сердца императрицы, поскольку увидел, что тот слишком прочно стал там обустраиваться. «Очень уж смел стал, мальчик. Пожалуй, пора ему податься отсюда куда ни то подалее», — решил он. И через два месяца Валериан, снабженный инструкциями брата: «Глядеть, примечать и не лениться все замеченное отписывать», поехал в армию Потемкина. Наступал черед его подкопа под князя Тавриды…
— Не спеши, Платон Александрыч, не спеши. Спело яблоко само в руки свалится. — Николай Иванович Салтыков уже не рисковал называть нового фаворита уменьшительными именами. Более не приказывал, не наставлял, советовал. — Ты помни, друг мой бесценный, французскую‑то поговорку: «Отсутствующие всегда не правы». Помнишь ли? Они доки сии лягушатники в истинах изреченных…
— Помню, ваше сиятельство, как не помнить. Только своим‑то умом и не дошел бы. Спаси Бог, вы надоумили, как отец родной…
«Старый дурак еще может понадобиться, — думал про себя Зубов, — а у меня язык от лишнего комплимента не отсохнет».
— Господь с тобой Платон Александрович, скажешь еще — «отец»… Батюшка‑то ваш, еще и меня уму‑разуму поучит. Слыхивал, государыня его в первый департамент Сената обер‑прокурором облагодетельствовала. Не по твоей ли просьбишке?.. А, голубчик?.. Ну, ну, помогай Бог. Только говорят, он тама и с мертвого осла три шкуры дерет. Гляди не заворовался бы… И сестричку охолонь. Узнает государыня, что она с Уайтвортом, послом аглинским махается, как бы не разгневалась…
Но Платон Александрович уже ничего не боялся. Поразмыслив, он добился удаления статс‑дамы Нарышкиной, выразившей как‑то недовольство его невниманием. Старая и верная подруга императрицы вынуждена была поехать «на отдых» в подмосковное имение. И теперь Зубов зорко следил, чтобы вокруг императрицы более не появлялись возможные претенденты. Конечно, для этого нужно было как‑то обезвредить еще и камер‑фрейлину Протасову. Императрица, хоть и охладела к ней, но ни за что не расстанется, значит, эту бабу надобно либо привлечь на свою сторону, что затруднительно и ненадежно, либо запугать. Но чем? И снова помог советом благодетель Николай Иванович. Рассказал про дочушку, что под видом племянницы живет в покоях Анны Степановны.
