«Напрасно я этой курице сказала, что бежала из России», — спохватилась Татьяна и присела у окна. Так она просидела минут десять, потом вошла горничная и предложила ей ванну, а Татьяна подумала: «Может, мне не ванну принять, а выпрыгнуть в окно и удрать отсюда. Ведь та штучка, наверное, уже позвонила в гестапо. Ну, нет. Останусь. Глупости!» — и, открыв чемодан, достала халат, чистое белье, взяла широкое полотенце и направилась следом за горничной.
Ванная занимала гораздо большую комнату, чем та, которую отвели Татьяне. Стены до половины облицованы голубоватыми плитками кафеля, ванна кипенно-белая, рядом столик, а над столиком зеркало. Было здесь чисто, светло и уютно.
«Как они живут! Сколько награбили!» — с досадой подумала Татьяна и на предложение горничной помочь ей раздеться ответила:
— Нет. Благодарю! Я сама, — и тут же вспомнила, что надо меньше благодарить, часто благодарят за услуги только французы, а немцы скупы на это слово, н сказала более резко: — Нет! Я сама.
Горничная вышла.
Татьяна разделась и посмотрела в зеркало. Там виднелись плечи, чуть покатые, уже загоревшие в дороге. Она нагнулась и увидела свое лицо. Оно тоже было в легком загаре. Вдруг ее губы открылись, оголяя белые крупные зубы, ноздри расширились, и она, озорно тряхнув головой, прошептала:
— Вот где я нахожусь, Коля!
9
За дверью комнаты послышались шаги, затем добродушный хохоток и полувизг, потом кто-то постучал, и на пороге показался профессор Бауэр, таща за руку свою жену Маргариту. Та со страхом топталась на месте, а Бауэр, похохатывая, вскрикивал:
— Она… она боится русских: так настроил ее Геббельс. О-о-о! Геббельс умеет влиять на женщин. Дорогая моя женушка, ну смотри: наша гостья — даже очень красивая и не кусается и не царапается, — он отступил на несколько шагов и, подталкивая в спину жену, подвел ее к Татьяне. — Прошу, — сказал он непонятно для чего.
У Бауэра маленький ротик, маленький носик, маленькие глазки, а лицо широкое, круглое, к тому же лысина во всю голову и только около ушей торчат клочки седоватых волос. Вот он снова начал похохатывать, затем, подхватив под руки Татьяну и свою жену, поволок их в столовую, все так же выкрикивая:
— Прошу! Прошу! Прошу!
Стол был уже накрыт. Он разительно отличался от стола Станислава Пшебышевского. Тут тоже стояли хрустальные рюмки и бокалы., сервиз из саксонского фарфора, лежали разные ножи и вилки, но, кроме того, посредине стола красовались свиная копченая ножища, огромная головка сыра, горка куриных отбивных, рыба, свежие помидоры, огурцы, несколько бутылок вина и рома.
— Прошу! Прошу! Прошу! Ужин у нас — только холодная закуска. Таков мой обычай… и я его ни для кого не меняю. Впрочем, если вы хотите русских щей, вам сейчас же приготовят.
— Не-е-ет! — воскликнула Татьяна. — Я поражена и таким столом. Я даже не знаю, с чего начать.
— Начинайте с того, что на вас смотрит. На меня, например, смотрит вот эта ножка, — и, достав куриную ножку, он, мурлыча, как кот, начал ее с треском рвать, причмокивая, то и дело облизывая губы.
«Ну-ну, и аппетит у этого химика», — подумала Татьяна и тоже потянулась к куриной ножке, хотя ей очень хотелось достать свежий, красный и надутый помидор.
— Прошу! Прошу! Прошу! — непонятно зачем выкрикивал Бауэр.
В течение двух-трех минут он убрал куриную ножку, потянулся было за второй, но рука Маргариты легла на его плечо.
— Полно, Отто, — жеманно пропищала она. — Опять большевиков увидишь.
— Что-о-о! Большевиков? Ну, нет! — и он обратился к Татьяне: — Я иногда во сне вижу большевиков. Это, знаете ли, страшно. Но я теперь, как только они появляются, сам себя бужу. И знаете ли…
Чтобы отвести разговор от большевиков, Татьяна, перебивая Бауэра, произнесла:
— Профессор Пшебышевский шлет вам привет… и особенно пани Лиза.
— Прошу! Прошу! Прошу! — проговорил Бауэр й, отпив из бокала вина, положил на стол руки, которым, очевидно, очень хотелось действовать. — Прошу, — еще раз проговорил он, затем нагнулся, словно намеревался боднуть, сказал: — Он умный, профессор Пшебышевский. Очень. Но у него предрассудки. Предрассудки губят человечество. Если наши далекие предки имели обычай: умирает знатный, с ним вместе кладут в могилу его жену, коней и все, что нужно, — мы говорим — предрассудки. Или, к примеру, мы с вами кушаем свинину и сыты, а магометане не кушают свинину, у них первое блюдо — конь. Говорим — предрассудки.
