— Скажите мне про бытовые явления. Я художник, и мне это очень нужно.
— Мои «бытовые явления» не для художника, — отрезал Пауль.
Татьяна прикусила, нижнюю губу, затем качнулась к хозяину и прошептала:
— Ну, как человеку, скажите.
Он склонился над столом и начал старательно, аккуратно скручивать и раскручивать бумагу-счет и потом еле слышно произнес:
— Я уверен, скоро кое-кому будет чирк, — и ногтем большого пальца провел по горлу.
«Кому «чирк»? Что за «чирк»?» — мысленно произнесла Татьяна и снова задала прямой вопрос, рискуя отпугнуть собеседника:
— А вы Адольфа любите?
Пауль уставился в окно, криво усмехаясь, ответил:
— Зачем его любить? Он не девушка…
Татьяна чуть не вскрикнула, сдержалась и уже серьезно спросила:
— А что народ говорит?
— Народ? Народ разный. Одних головой в ржавчину окунули — эти орут. А другие? Другие ныне говорят только глазами.
Он поглядел на нее. До этого его глаза походили на глаза овцы — тихие, смиренные, с постоянным испугом, тут они горели ненавистью и обвинением.
Татьяна отшатнулась даже.
— Вы на меня так смотрите?
— Нет. Дальше. Вы что? Вы невеста — еще не знаете жизни… и не знаете того, как иногда за шелковым полотном скрывается мокрица.
«Вот это и есть дипломатический язык народа», — решила Татьяна и, отблагодарив хозяина, вышла во двор. А когда автомобиль выкатился на улицу, она, повернувшись к Васе, произнесла:
— Ну и ну!
Вася, поняв ее восклицание по-своему, энергично махнув рукой в сторону, произнес:
— Разве только Пауль такой? Почти вся Германия — Паули, кроме рабочих, конечно.
— Нет, Вася! Нет. Если бы столько было Паулей, это было бы прекрасно.
Вася и Петр Хропов удивленно посмотрели на нее.
— Удивляетесь? — продолжала она. — А знаете, что он мне сказал? «Я уверен, скоро кое-кому будет чирк» — и ногтем провел по горлу. Потом еще сказал, что ныне честный народ говорит глазами…
Машина неслась на Штеттин.
По пути попадались села, города. И всюду у магазинов очереди. Завидя такую толпу, Татьяна просила Петра Хропова ехать медленней и внимательно всматривалась. И вдруг замечала, как в толпе то тут, то там, точно вспышки, загорались те самые глаза, какие были у Пауля в последний миг.
— Смотрите, Вася, люди с такими глазами — наши друзья.
— Вы, пожалуй, правы. Нет, вы правы, Татьяна Яковлевна, — подтвердил Вася.
— Да. Но они так зло смотрят на тебя, Василий Петрович, — вступился Петр Хропов.
— Положим, не на меня, а на мой военный костюм. Люди с такими глазами скоро заговорят пушками, — уверенно подчеркнул Вася.
8
Вот и Одер — могучая река…
Ни Татьяна, ни Вася, ни тем более Петр Хропов — никто из них не думал, не предполагал, что здесь вскоре разыграются крупнейшие сражения. Сейчас казалось все мирным: река спокойна и величава, местами всплескивается рыба, оставляя на воде круги, плавают тени от облаков. А вон справа высится железнодорожный мост. Цементные быки упрямо легли на дно, и, кажется, легли навечно. Ну разве можно поверить, что вскоре этот мост будет взорван и быки его, как расколотые головки сахара, разлетятся во все стороны? Разве можно подумать, что здесь пройдет война? Огнем и мечом она разрушит все это, построенное навечно. Разрушит дома-особняки, выглядывающие из зелени садов, разрушит заводские трубы, увитые плющом.
А сейчас?.. Сейчас все казалось созданным навечно.
— Чорта с два их тут достанешь: сплошной цемент, — с сожалением проговорил Петр Хропов, переезжая мост, выскакивая на ту сторону Одера. — Асфальт на дороге — и то, смотрите: на тысячу лет.
— Достанем, Петр Иванович. Непременно достанем… — сказал Вася, тоже удивляясь крепости и вечности построек.
Вдали показался мрачный Штеттин.
А тут, по правую и левую сторону шоссе, в зелени садиков, замелькали крохотные домики вроде курятников. Они — большинство из фанеры — буквально лепились друг к другу.
— Ага! — воскликнул Вася. — Видите, Петр Иванович, ведь немцы сюда от бомбежек сбежали. Значит, достают их в Штеттине.
За домиками-курятниками потянулся рабочий поселок: дома-стандарты, похожие на бараки. Миновав его, Петр Хропов, придержав машину, спросил:
— Граждане! Куда дальше? Смотрите-ка, какой городище перед нами. — Не успел он закончить фразу, как машина уже вышла на улицу Штеттина.
