Андрей с хохотом отбивался от наступавшей на него девушки.
Закат, постепенно суживаясь, уступал место-сумраку августовской ночи. Молодые люди вышли за околицу станицы и, прижавшись друг к другу, долго шли молча. Обоим было хорошо и радостно от мысли, что они вместе.
— Я долго думал о том, что ты написала, Христина, — мягко заговорил Андрей, — и сделал вывод, что чем скорее я порву с той средой, где вырос, тем будет лучше, — выдержав паузу, добавил: — и честнее.
— Но ты еще учишься? — произнесла в раздумье Христина.
— Что ж, проживу уроками.
— Андрюша, ты только не сердись… — Христина ласково посмотрела на Андрея. — Ты можешь рассчитывать на нашу с папой помощь.
— Ты хочешь сказать — на твою? На семнадцать рублей жалованья сельской учительницы? Нет. При всем уважении и… даже больше, чем уважении… я не согласен.
Христина припала к его плечу.
Откуда-то издалека послышалась песня. Женский голос тоскливо выводил:
При широкой долинке
Горит печальная луна,
Не слышно голоса родного,
Не слышно песен ямщика…
Поднимаясь в высь темного неба, песня зазвучала жалобой:
Куда мой миленький девался,
Куда голубчик запропал?
Он в вольну сторону уехал,
Весточки мне не послал…
Андрей привлек Христину к себе.
— Радость моя!.. — произнес он с чувством.
В Троицке открылась летняя ярмарка. Фирсов решил направить туда Сергея с Никодимом.
«Испытаю, что из него будет, — думал он про расстригу. — Ежели окажется неглупым человеком, поставлю на большое дело».
Молодой Фирсов с Елеонским приехали в самый разгар торжища. Гостиница, серое двухэтажное здание, на облупленном фасаде которого висела покосившаяся вывеска, стояла на углу базарной площади.
— Разумеешь сие, юноша? — тыча пальцем на вывеску, спросил с улыбкой расстрига. — И все прочее… Чувствуешь?
Сергей был не в духе.
— А ну тебя к черту… В этих европейских номерах кошками пахнет, — входя в полутемный коридор, поморщился он и крикнул в пустоту: — Эй! Кто там?
Из-за небольшой конторки, точно паучок, выкатился маленький пухлый человечек, одетый в потрепанный с короткими фалдочками сюртук и широчайшие брюки.
Забежав проворно за барьер конторки, он уставил рачьи глаза на гостей.
— Есть ли у вас свободные комнаты? — хмуро спросил Сергей.
— Только для вас… Только для вас… закатывая глаза, пропел тот и, сорвавшись с места, повел жильцов на второй этаж. — Пожалуйста! Вот комната Элеоноры Сажней, — показывая на обитую мягким плюшем дверь, прошептал он благоговейно.
— Что за птица? — прогудел Никодим.
— О! Ви не знать божественную Элеонор, московскую певицу? О!
— Ладно, потом посмотрим эту небожительницу, а теперь веди в номер, — приказал расстрига.
Первый день приезда на ярмарку для Сергея с Никодимом прошел незаметно: нужно было договориться с гуртоправами, узнать цены на пшеницу и скот, побывать в лавках.
Вечером, возвращаясь в гостиницу, они остановились перед огромной афишей и прочли:
«Внимание!
Проездом из Москвы во Владивосток известная певица Элеонора Сажней выступает сегодня в клубе Благородного собрания. В концертной программе: песенки Вертинского, мелодекламация и разнообразный дивертисмент. Начало в 9 часов вечера. Спешите!»
Сергей посмотрел на часы. Было половина седьмого.
— Закатимся, Никодим? — спросил он.
— Сходим, — согласился расстрига.
Концерт московской певицы начался с большим опозданием. Сергей с Никодимом вошли в клуб в компании новых знакомых по ярмарке: Дорофея Павловича Толстопятова, богатого заимщика, и Бекмурзы Яманбаева, известного скотопромышленника из Бускуля. Заняв места в первом ряду, Никодим исчез с Бекмурзой и вернулся в зал только после второго звонка. По их лицам было видно, что друзья успели выпить.
— Мало-мало сегодня гулям, киятра смотрим… — Бекмурза сощурил раскосые, заплывшие жиром глаза. — Водка пьем, русский депка зовем, шибко гулям.
Сергей внимательно посмотрел на раскрасневшегося от вина расстригу и сказал внятно:
— Чтобы этой дури не было. Понял?
Тот обиженно промолчал.
Полупьяный Бекмурза повернулся к Дорофею:
— Мах-хомет-то водку не велит пить. Мы мало-мало хитрим. Когда махомет спит, мы пьем маленько.
— Я те попью, — погрозил пальцем Толстопятов. — Денег завелось у тебя много, что ли?
