— Сегодня ночью у меня был Мокшанцев, — опустив глаза, заявила Марья.
Осип стремительно повернулся к ней.
— Сегодня ночью? — произнес он в изумлении. — Рассказывай, — бросив гребень, стал поспешно одеваться.
Женщина подробно рассказала о приходе Мокшанцева.
— Ах, гад! — выругался Осип. — Значит, он велел тебе насыпать отруби со стеклом в кормушки для свиней? С фляжкой ничего у него не выйдет! Просто он хотел тебя запугать. Тебя мы, Марья, знаем, — успокоил он женщину. — Вот только задача, как его поймать? — Осип прошелся по комнате. — Ты посиди, я схожу к коммунарам, посоветуюсь. А чтобы не скучать, поставь самоварчик: я ведь холостяк… — улыбнулся он и, закрыв дверь, поспешно сбежал с крыльца.
Собрание коммунаров было коротким.
— Если окружить Мокшанцева в Татарском логу, он будет отстреливаться и уйдет. Кругом густые ракитники, поймать его будет трудно, — говорил Осип. — Я предлагаю следующий план: пускай Марья идет в лог, где встретится с Мокшанцевым и позовет его к себе. В сенках мы устроим засаду. Как только он откроет дверь, навалимся и и обезоружим.
— А если он заподозрит неладное и откажется? — резонно заметил кто-то.
— Тогда надо с утра послать в лог Герасима. Пускай в кустах проследит, где он прячется. Как ты думаешь, Герасим? — обратился Подкорытов к сидевшему у окна Ераске.
— Что ж, можно, мне не впервые. Раз мертвеца поймал, а живой от меня не уйдет. Только вот что, Осип Матвеевич: не пожалей для начала ягненка да шкалик молока с соской.
— Зачем?
— Это уж мое дело, — уклончиво ответил бобыль. — Марья пускай твою инструкцию сполняет, я ее знать не знаю.
— Винтовка тебе нужна?
— А как же! Патрончиков с обойму. Чтоб было полное боевое снаряжение.
— Хорошо, выдадим.
В полдень Марья вышла к Татарскому логу. Часа за два другой дорогой к логу шагал Ераска в облезлом треухе на голове. Подоткнув полы домотканого армяка за опояску, чтоб не мешали, он погладил за пазухой ягненка и сказал ласково:
— Погоди, дурашка, как спустимся в ракитник, дам тебе молока, чтоб сидел спокойно, — поправив висевшую за плечами винтовку, он зорко оглядел местность.
Татарский лог — неширокая побуревшая равнина, прорезанная глубокой балкой, сплошь заросшая тальником.
«Марья пойдет дорогой посредине лога. Мне надо взять правее, — размышлял Ераска. — На-ко, пососи». Ераска сунул рожок ягненку и стал спускаться в лог. Выбрав удобное для наблюдения место, он привязал ягненка недалеко от себя и, сняв винтовку, стал ждать. В логу было сумрачно и сыро.
Показалась Марья. Остановилась у спуска, пристально посмотрела по сторонам.
Мокшанцев вырос перед ней неожиданно.
— Никто тебя не видел?
— Как будто нет. Мужики за сеном собрались ехать.
— Ладно. Хлеб принесла?
Женщина передала узелок Мокшанцеву. Тот направился в кусты, Марья последовала за ним.
— Свиней кормила? — опускаясь на землю, спросил Федор.
— Сделала, как велел.
Заимщик положил возле себя обрез.
— Что там слышно? — кивнув в сторону коммуны, спросил он.
— Коммунисты уехали в город. Идут разговоры, что вместо коммуны будет у нас колхоз.
Федор гмыкнул, махнул досадливо рукой.
— А-а, все едино… Слушать неохота.
— Сегодня придешь? — после короткого молчания спросила Марья и вздохнула, вспомнив невольную связь с этим человеком. Тут же внезапная радость заполнила ее: «Поймают тебя, пакостника! Да я только жить начала, а ты вздумал добро наше переводить? Жизнь мою пачкать?!» — Ей хотелось ударить его по лицу, закричать от ненависти.
По-своему поняв ее волнение, Мокшанцев лукаво усмехнулся:
— Не знаю, погляжу: может, буду, может, нет.
— Ну, однако, я пойду, а то на ферме хватятся, свиней опять кормить надо, а ключи-то от кладовки у меня, — заторопилась Марья и поднялась.
— Ладно, иди с богом, только другой раз долго у окна меня не держи.
Мокшанцев стал спускаться в лог, Марья пошла своей дорогой. До слуха Федора донеслось слабое блеяние.
«Ягненок где-то бродит. Как он попал сюда? Стащил кто-нибудь…» — Мокшанцев начал осторожно раздвигать кусты. Похожий на детский плач крик ягненка повторился. Увидев человека, ягненок доверчиво сунулся мордочкой в его сапог. Поставив возле ближнего куста обрез, Мокшанцев стал отвязывать его от ракитника.
