— Заходи, — открыла с крючка дверь, убавила в лампе огня.
Мокшанцев вошел, оглядел углы, посмотрел зачем-то на полати и, устало опустившись на лавку, положил возле себя обрез.
— Никого нет? — спросил глухо.
— Нет, да и кто в полночь пойдет.
— Дай поесть.
Вытащив из печки чугунок с картошкой, Марья нарезала хлеба, подала соль.
Федор ел молча, смахивая крошки с бороды.
— Лампу-то поставь за трубу, — тоном хозяйка распорядился он. — Как тут коммуния живет? — перекатывая с ладони на ладонь горячую картошку, спросил заимщик.
— Ничего слава богу, налаживается дело.
— Все еще свинаркой работаешь? Не надоело обчих-то свиней кормить?
— Все работают, а мне — что? Доли нет? — вздохнула Марья.
— А ты своим умом живи, — нравоучительно произнес гость.
— Раньше не набралась ума, а теперь не к чему его копить.
— Ты к чему это? — насупился Федор и отодвинул от себя чугунок.
— А к тому, что люди добрые меня не забывают. Слава богу, теперь хлеб и картошка на зиму есть.
— В писании бо сказано: не единым хлебом жив бывает человек.
— Темная я, — махнула рукой Марья. — Где теперь живешь? — желая переменить разговор, спросила она.
— Живу, как Ерошка, подле большой дорожки, — криво усмехнулся Мокшанцев. — Белый свет не клином сошелся. Однако балясы с тобой точить некогда: за делом пришел.
— Что за нужда?
— Пособить хочу вашим коммунарам, — загадочно произнес Федор.
— Чем?
— Подсыпать свинушкам толченого стекла.
Марья вздрогнула.
— Мешочек тут я принес, — продолжал спокойно Мокшанцев и полез рукой за пазуху. Вынул потемневшей от грязи кисет и положил на стол.
— Узнаешь? Чьи руки вышивали?
Отдельные сохранившиеся на кисете блестки смутно отсвечивали, и можно было прочесть: «Ково люб...ю таму д...ю».
— Не отказываешься? — Федор пытливо посмотрел на Марью. — Одна у нас с тобой судьба, — сказал он жестко, — что велю, то и делать будешь.
Женщина испуганно отстранилась.
— Чем кормишь свиней? — после короткого молчания спросил Мокшанцев.
— Отруби запариваю.
— Где стоят мешки?
— В сенках, — побелевшими губами прошептала Марья.
— Посвети, — Федор шагнул в сени.
Марья, точно лунатик, приподняв над головой лампу, последовала за ним. Мелко истолченное стекло Мокшанцев перемешал с отрубями и, спокойно завязав мешок, вернулся в избу.
— Дай корм с утра, когда свиньи голодны. Поняла? Не выполнишь, пеняй на себя! Что молчишь?
— Ладно… сделаю, — с трудом произнесла женщина. — Но помни, к твоим делам я больше не причастна, — уже твердо сказала она.
— Не причастна, говоришь? — задышал ей в лицо Мокшанцев. — А фляжка-то, что второпях я оставил у клади, чья?
Слабо вскрикнув, женщина в страхе попятилась от заимщика в угол избы.
— Забыла? — не отступая от нее, зловеще шептал Федор. — Если забыла, так соседи помнят, как она висела у тебя на стене.
— Уйди! — простонала Марья и закрыла лицо руками. Перед ее глазами пронеслась картина летней встречи с Мокшанцевым.
Работая на огороде, она услышала его голос.
— Открой-ко избу. Собрался в Марамыш, а, видишь, какая жара. Пить захочется, а посуды подходящей нет…
Женщина сняла со стены висевшую на ремне фляжку, передала Мокшанцеву.
Когда заимщик после неудачной попытки сжечь кладь скрылся, милиционер нашел фляжку и увез ее как вещественное доказательство. Марья и не думала, что стала невольной соучастницей преступления Мокшанцева.
— Ты не бойся, — заговорил мягко Федор. — Исполняй, что велю, а завтра в полдень приходи в Татарский лог, там буду ждать, — взяв обрез и сунув краюху хлеба за пазуху, Мокшанцев вышел.
До утра Марья не могла уснуть. Вспомнила горькую нужду, смерть мужа, беззащитное вдовство, жизнь по прислугам, пьяные причуды Федора и всплакнула.
— Как ведь обошел меня лиходей, и некуда теперь деваться. Жила спокойно, и вдруг такая напасть! А что если рассказать все Осипу? — Марья слезла с полатей, затопила печь и долго сидела, не спуская глаз с горевших дров. Как только начал брезжить рассвет, оделась и торопливо зашагала к дому, в котором жил Осип. Постучала. С перекинутым полотенцем через плечо вышел Подкорытов и пропустил женщину в комнату.
— Что так рано поднялась? — спросил он приветливо и, повесив полотенце, подошел к зеркалу.
