Было холодно. Так холодно, что я дрожал, как лист на ветру в оливковой роще Генри. Боль в затылке и внутри глаз не утихала и отдавалась в животе. Я повернулся на бок. Мои мозги переливались в черепе, как холодная каша. На мне буквально не было живого места.
Но просто так валяться и ждать чего-то было бесполезно. Я слышал периодически повторяющийся звук и не сразу понял, что это плеск воды о борт. Звук идущего судна. Работающий двигатель. Но казалось, у судна, на котором я очнулся, был какой-то крен. Значит, скорее всего это парусная лодка. Почему я оказался на паруснике?
Я ничего не мог понять. Снова подступила тошнота, стало очень плохо. Послышались шаги.
— Э-э, он облевался!
— Грязный подонок, — злобствовал другой голос. Он слышался на фоне шума мощного двигателя. Это был совсем не такой звук, как от вспомогательного двигателя парусной яхты.
— Давай прямо здесь и сделаем...
Я все еще не понимал, что происходит. Но где-то в глубине сознания начинал догадываться. Я вдруг обнаружил, что дрожу, как оглушенная рыба.
Шаги прозвучали по полу каюты. Я хотел подтянуть ноги под себя, чтобы ударить. Но они не слушались меня. Кто-то схватил меня за руку.
— Бог мой, какой тяжелый!
— Счастливчик... — произнес первый голос.
Я спросил хриплым чужим голосом:
— Что все это значит?
— Он очухался, — снова произнес первый голос.
— Ненадолго, — возразил второй.
Вот этот голос я узнал. Он принадлежал Джиму Громиле. Оба засмеялись, отвратительно хихикая, как школьники, затевающие ночную пирушку. Я почувствовал, что меня куда-то волокут. Голова моя билась об пол.
Наверху дул легкий бриз. В лунном свете я рассмотрел страховочные тросы, румпель, белый фиберглас. Мы были на борту парусной прогулочной яхты. Паруса подняты. Мы шли хорошим ходом под автопилотом, который время от времени изменял положение румпеля.
Бриз холодком овеял мой лоб. Стало легче соображать. Рядом шла большая моторная яхта. Парусная и моторная яхты, идущие параллельным курсом, представляли странное зрелище и наводили на мрачные мысли.
— Ну давай, — сказал Джим Громила, — тащи его к борту. Таким тоном говорит зубной врач: «Откройте рот пошире». Мои колени упирались в скамью кокпита. Я слышал тикающие звуки, которые издавал при работе автопилот, и биение своего сердца. Теперь как-то сразу у меня в голове прояснилось. Силы стали возвращаться. Ноги окрепли. Упершись ногой в сиденье, я попытался выпрямиться.
Человек слева от меня заворчал. Я видел, как он поднимает руку, и получил удар в основание черепа. Если бы этот удар ему удался, то он снес бы мне голову. Но удар пришелся вскользь. Дикая боль пронзила голову, я попытался закричать. Ничего не вышло. Все, что произошло потом, заволокло красным туманом боли. Меня с силой толкнули в спину. Я наткнулся на что-то ногами, выше коленей, и полетел вниз. Падая, я инстинктивно вытянул вперед руки, чтобы смягчить удар.
Но этого не потребовалось, потому что падал я не на твердь: протянутые руки встретили воду. Глубокую, черную соленую воду.
Я упал в нее с открытым ртом и чуть не захлебнулся. Меня крутило и я никак не мог понять, в каком положении нахожусь. Но вода в Средиземном море очень соленая и держаться на ней легко. Я высунул голову над поверхностью, выплюнул горькую воду. И сказал себе:
«Соберись!» Вода была холодная, но это не унимало боли в голове. Надо собраться!
Послышался звук работающего двигателя. Возник световой диск, как маленькое солнце, испускающее белые лучи. Прожектор, ищут меня! — промелькнула мысль между двумя спазмами боли в голове. Вниз! Вниз! И я снова пошел на глубину. На поверхности мелькали белые полосы света поискового прожектора. Я слышал звуки работающего винта моторной яхты. От задержки дыхания боль в голове запульсировала сильней. Мне не хотелось, чтобы они меня увидели, но я не мог больше оставаться под водой. Я всплыл и глотнул воздуха.
Прожектор погас. Шума двигателей не было слышно. Луна мутно светилась в небе.
Море было черным и огромным. Его поверхность мерно вздымалась и опускалась в мертвой зыби. Слева от себя в тусклом свете луны я видел огни: красный и зеленый — бортовые и белый — кормовой. Сгоряча поднял руку и открыл рот, чтобы закричать.
