В ее памяти всплыли отчетливые и давние воспоминания об этих грабителях, и она почувствовала себя как человек, на открытые раны которого сыплют соль. Тот злополучный набег был жестоким и внезапным, а его смертоносными спутниками стали стаи птиц, которые несли под своими крыльями огненное опустошение. Хотя деревянные стены Глендонвика загорались как сухой хворост, его защитники вступили с неприятелем в яростную и обреченную на неудачу битву. Эйлин, мать Бретаны, была лишь одной из тех саксонских жертв, которые в тот день пали под мечами скандинавов. Бретана подумала о том, что ей, может быть, придется сегодня разделить ту же участь.
— Доброе утро, миледи. Прошу одеться потеплее, так как нам предстоит длительное путешествие.
Эти слова оказались для Бретаны полной неожиданностью.
Удивление от того, что незнакомец знает явно чужой для него язык, быстро сменилось пониманием смысла четко произнесенных им слов. Подобно острой стреле они пронзили ее взбудораженный ум — он собирался взять ее с собой.
Бретана хорошо понимала, что любое проявление охватившего ее страха только добавит сил противнику, сводя на нет и без того ничтожный шанс на спасение. «Ему не одолеть меня», — подумала она, отгоняя от себя мысль о столь явной для нее опасности.
С выражением уверенности, скрывавшей ее внутренний трепет, Бретана прижалась обнаженной спиной к холодным дубовым панелям. Взяв себя в руки, она наконец спросила:
— Что тебе от меня надо?
— Поговорим об этом потом, — резко сказал он, Бретана понимала, что это был приказ, а не просьба. Торгуя неторопливо наклонился над украшенным деревянной резьбой сундуком, на котором лежало ее нижнее белье. Он выхватил из кучи вещей рубашку цвета шафрана и бросил ее на колени Бретаны.
Уверенные действия и твердый голос Торгуна явно говорили о том, что уговаривать он никого не собирается, и она была уже готова подчиниться. Внезапно ее пронзила мысль, что в страхе не сделала ни малейшей попытки никого позвать на помощь. Есть же хоть кто-то рядом, чтобы спасти ее?!
Она, конечно, подозревала, что после вчерашней помолвки все присутствовавшие на ней и, прежде всего, Эдуард заснули хмельным сном, однако кто-то может ее и услышать. Комната жениха находилась рядом с ее собственной, а горничная Бретаны занимала крошечный закуток на другом ее конце. Наверняка этот громила и его люди не прошли незамеченными мимо караульных у подъемного моста и башенной охраны.
Бретана собрала всю свою храбрость и пронзительным голосом, о котором она у себя и не подозревала, закричала:
— Эдуард, Бронвин! Это Бретана, на меня напали!
Она с тревогой ожидала, что незнакомец тут же бросится утихомиривать ее, однако ответом на эту попытку была мертвая тишина. Подобно мощной стене, Торгуй перегораживал пространство между ней и дверью. Хоть Бретана и считалась высокой, однако скандинав был выше ее, по крайней мере, на две головы. Нечего было думать о том, чтобы прорваться сквозь такую преграду. Однако если быть попроворней, то можно опередить его и добежать до закрытого ставнями окна.
Как одержимая Бретана мгновенно перебросила свои голые ноги над краем постели, ступив на раскрошенные на полу цветы ромашки. С проворством дикой кошки она выпуталась из тяжелого постельного покрывала и бросилась к высокой каменной арке, откуда она в более спокойные времена столько раз наблюдала за тем, что происходило на травянистом дворе замка.
В своем порывистом желании скорее добраться до закрытого окна она, насколько это было возможно, запахнула ночную рубашку. Однако ее скромность уступала желанию скорее позвать кого-либо на помощь, тем более что рубашка не очень-то скрывала ее формы. В своем порыве Бретана почти не обратила внимание на странное отсутствие у Торгуна интереса к ее намерению.
В мгновение ока добравшись до своей цели, она что есть силы ударила ладонями по ставням и столь же быстро освободила их от щеколды. Она распахнула ставни, впустив в комнату первые лучи утренней зари, которая только-только начала заливать горизонт как раз над высокими валами Глендонвика.
— На помощь! Здесь скандинав! — Ее голос эхом отозвался в холодном утреннем воздухе, который подобно темной мантии пеленал тревожную тишину двора.
