В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту - страница 11

Я слышала эти возможные варианты и подумала: «Нет, я умираю быстрее, чем что-либо из этого способно убить. Это нечто хуже. Не знаю, что именно это, но явно что-то еще хуже». И хотя ни один из предложенных диагнозов не отражал в полной мере всю тяжесть ситуации, я испытала облегчение, так как теперь у нас был хоть какой-то список возможных причин. Я хотела узнать, что вызвало эту боль, и избавиться от нее. Не собиралась делать вид, что ее нет, заглушить морфином, позволив продолжать меня убивать. Так как я находилась в родильном отделении, то переживала, что в первую очередь здесь будут заботиться о здоровье ребенка, а не о моем собственном.

Десять лет назад я начала изучать медицину. Повидала достаточно, чтобы знать возможные варианты дальнейшего развития событий.

Я видела, как женщины теряют ребенка. Как матери умирают, а младенцы выживают. Я боялась последнего. Я была в ужасе от мысли, что ребенок может войти в этот мир через ворота смерти. Сдержанные празднования дней рождения, совпадающих с годовщиной смерти. Дети без матерей. Воздушные шары и надгробные камни. Я затрясла головой, стараясь отделаться от образа надгробного камня.

Я подняла глаза и увидела рядом свою маму с явным выражением тревоги на лице. Ее губы были сжаты, брови нахмурены – следствия того самого звонка, которого так боится любая мать. Ее совершенно обычный вечер был прерван зазвонившим телефоном. Она услышала страх в голосе моего мужа. Она проехала пятьдесят километров во мраке ночи, чтобы добраться до этой расположенной в центре города больницы.

«Ты позвонил моей маме?» – обвиняющим тоном спросила я Рэнди. Я не помнила, чтобы он отходил достаточно надолго, чтобы успеть позвонить.

«Ну конечно, он мне позвонил», – ответила она за него.

Почувствовав свое поражение, я обмякла на каталке. Я была расстроена не потому, что не хотела ее здесь видеть, – просто ее присутствие стало подтверждением того, что я больше не могу сдерживать боль в своем теле. Я была достаточно больной, чтобы сделать больно тем, кто меня любит.

«Не знаю, что со мной не так», – виноватым тоном сказала я, чувствуя себя бесполезной из-за того, что не в состоянии кого-либо в чем-либо заверить.

Трубка, по которой стекала моча, наполнилась кровью.

«Может быть, это просто камни в почках, – сообщила врачам моя мама. – У ее отца были ужасные камни в почках».

Они ввели еще морфина. На боль это никак не повлияло. Медсестра отчиталась перед дежурным акушером, и он ответил: «Если хочет еще, дайте ей еще, только ребенку придется несладко, если нам придется принимать роды. В общем, как она захочет».

Как я захочу. Забавно, что он так сказал.

Я изначально вообще не хотела именно морфина. Я хотела, чтобы они нашли причину боли и устранили ее. Я была поражена как фривольностью его ответа, так и тем, что ему хватило глупости предложить мне самой стать ответственной за свой медицинский уход. Я понимала, что в таком состоянии не смогу руководить процессом. Вместе с тем я прекрасно понимала, что он имел в виду, когда сказал, что ребенку придется несладко. Весь морфин, что был введен в мой организм, неизбежно должен был попасть через плаценту и в крошечный организм ребенка. Если бы я родила ребенка прямо в ту ночь, то теоретически он мог оказаться не в состоянии самостоятельно дышать достаточно эффективно. Моя боль, вернее, мое нежелание ее терпеть, ставили здоровье ребенка под угрозу.

В общей сложности мне ввели уже пятьдесят миллиграмм морфина, сначала добавляя по два, потом по четыре. На боли это никак не отразилось. Будь я здорова, этого количества наркотика оказалось бы достаточным, чтобы отключить дыхательный центр и убить меня, однако из-за ужасной боли мой организм словно и вовсе не замечал его. Он был не в состоянии справиться с болью.

«Разве это не вредно для ребенка?», – спросила моя мама, когда медсестра вставила в капельницу очередной шприц.

«Возможно», – согласилась я. Честно говоря, я была уже не в состоянии думать в первую очередь о ребенке. Чувствовала себя так, словно очнулась в охваченном пожаром доме, и инстинктивно хотела лишь поскорее оттуда выбраться. Пускай кто-то другой беспокоится обо всех остальных.