«Нужно воспользоваться тем, что Хонор в космосе, и провести кампанию по всем правилам», – мечтательно подумала Алисон, и тут ей в голову пришла новая мысль.
Усевшись в удобное кресло, она знаком пригласила Миранду занять место за кофейным столиком напротив. Как только служанка села, Фаррагут вскочил ей на колени. Алисон усмехнулась:
– Помню, как Хонор впервые принесла домой Нимица, – сказала она. – Глядя на нее, сейчас в это трудно поверить, но она относится к третьему поколению прошедших пролонг, а поэтому расти начала поздно, лет в шестнадцать. Когда Нимиц принял ее, он был чуть ли не с нее ростом, но она все равно повсюду таскала его на плече. Я боялась, что у него ноги атрофируются.
– Фаррагут не так плох, миледи, – с улыбкой сказала Миранда, почесывая урчащего кота за ушами.
– Пока не так плох, – хмыкнула Алисон. – Но древесные коты – народ бессовестно гедонистический, так что будьте настороже.
– Постараюсь, миледи.
– А еще я хотела бы попросить вас об одолжении. Даже о двух.
– Чем могу служить?
– Прежде всего я попросила бы не называть меня «миледи», – сказала доктор Харрингтон и, увидев, как изменилась в лице Миранда, с лукавой усмешкой пояснила: – Дело в том, что родом я вовсе не из знати. Мне понятно, что Хонор теперь большая шишка, и по отношению к ней такое обращение, наверное, уместно, но я, слыша слово «миледи», не сразу понимаю, что разговаривают со мной.
Миранда покрепче прижала Фаррагута к груди, положила ногу на ногу и, серьезно глядя на собеседницу, сказала:
– Боюсь, тут все не так просто, как вам кажется, ми… доктор. Ваша дочь – землевладелец, первая в истории женщина, носящая такой титул, а правила обращения к землевладельцам и членам их семей… Они и так претерпели изменения. Раньше существовало лишь обращение «милорд». Нельзя же одним махом изменить все. Давайте признаем, что грейсонцы имеют право на некоторое упрямство.
– Тем не менее, если вам, конечно, не трудно, попробуйте называть меня Алисон, а еще лучше просто Элли; во всяком случае наедине, в неофициальной обстановке, – с нарочитой серьезностью сказала доктор Харрингтон.
Миранда чуть покраснела, но тут же улыбнулась, и Алисон ответила ей такой же улыбкой:
– Припоминаю, дочка как-то рассказывала мне о пресловутом грейсонском упрямстве, но это тот случай, когда, замечая в чужом глазу соломинку, в своем не видят бревна. По моему мнению, вы, например, ничуть не упрямее ее, а если мы с вами дружно возьмемся за дело и будем стараться изо всех сил, то, пожалуй, сможем изменить некоторые здешние обычаи. Этак примерно за столетие.
Миранда рассмеялась. Доктор Харрингтон улыбнулась ей, но тут же подалась вперед, оперлась локтями о столешницу и, уже вполне серьезно, сказала:
– Что до второго одолжения, то мне хотелось бы знать, почему Хонор улетела гораздо раньше, чем планировала?
– Прошу прощения, ми… Алисон?
– У вас хорошо получилось.
– Что получилось?
– Изобразить при этом вопросе полнейшее недоумение, – пояснила доктор Харрингтон, и на сей раз Миранда покраснела до корней волос – Ага, я в точку попала! Сознавайтесь, это ведь неспроста?
– Во всяком случае, со мной она ничего подобного не обсуждала.
– Обсуждала? – повторила Алисон последнее слово. В этот момент она очень походила на свою дочь: обе имели обыкновение вычленять из любой фразы самое важное. Прижавшись щекой к голове Фаррагута, Миранда задумалась, вправе ли она сказать то, что ей известно, не имея на то разрешения землевладельца. Тот факт, что леди Харрингтон действительно не только не обсуждала данный вопрос, но и не обмолвилась на сей счет даже словечком, лишь затруднял для нее принятие решения
– Миледи, – произнесла она наконец официальным тоном, – я личная служанка вашей дочери и, поскольку состою у нее на службе, связана по отношению к ней долгом в той же мере, что лорд Клинкскейлс или мои брат. И этот долг предписывает мне не злоупотреблять доверием и не рассказывать без ее дозволения о том, о чем она не сочла нужным рассказать сама. Никому. Даже ее матери.
Глаза Алисон расширились: такой отповеди она не ожидала. Однако ответ подтвердил не только сложившееся у нее мнение относительно честности Миранды, но и предположение о наличии у Хонор серьезной причины для скоропалительного отлета. Да иначе и быть не могло – дочери не терпелось встретить ее на Грейсоне и лично показать клинику. Очевидно, стряслось нечто из ряда вон, иначе Хонор послала бы весточку и предупредила об изменении планов. Однако было совершенно очевидно, что вытащить правду у Миранды ей не удастся.
