Впрочем, адмирал выделялся среди собравшихся не только маской, но и черным с золотом мундиром Королевского Флота Мантикоры. Более половины его спутников были в гражданской одежде – две женщины носили юбки, достигающие лодыжек, и длинные жакеты, похожие на камзолы, – а остальные красовались в зеленых мундирах гвардии землевладельца Харрингтон или синей униформе грейсонского космофлота, причем тех и других было примерно поровну. Даже лейтенант Робардс, адъютант адмирала Александера, являлся уроженцем Грейсона. Поначалу это слегка смущало адмирала. Обычно он встречался с представителями союзных флотов дома, в Звездном Королевстве, а не на их родной земле, однако он быстро освоился с новым порядком вещей и вынужден был признать, что он вполне осмыслен. Восьмому флоту предстояло стать первым из флотов Альянса, в котором мантикорские корабли не будут составлять большинство. С учетом «старшинства» КФМ назначение адмирала с Мантикоры командующим споров не вызывало, но тот факт, что две трети включенных в состав нового формирования звездных кораблей принадлежали стремительно растущему ГКФ и меньшему по своим размерам флоту Эревонского союза, делал совершенно логичным размещение штаба формирующегося Восьмого флота на Грейсоне. Последние полтора месяца Белая Гавань (в качестве командующего) занимался вопросами организации нового соединения.
То, с чем он встретился на этой планете по ходу дела, в целом производило сложное впечатление. Быстрый рост грейсонского флота вызвал острую нехватку офицеров и как следствие заполнение свободных вакансий мантикорцами. Примерно двенадцать процентов командных должностей занимали выходцы с Мантикоры. Грейсонские командиры эскадр и оперативных соединений понимали, что многие подчиненные им офицеры заняли свои посты, не имея достаточного опыта, и во избежание упущений изводили их муштрой и постоянной опекой. Адмирал был сторонником мантикорской традиции, предоставлявшей каждому офицеру широкую самостоятельность в пределах его должностной компетенции, однако готов был признать, что для молодого, находящегося в процессе становления флота избыток контроля лучше, чем недостаток. Возможно, маневрам грейсонского флота недоставало гибкости, но зато ему не приходилось сталкиваться с расхлябанностью и уж тем более с непониманием или неверным истолкованием приказов.
С точки зрения графа, грейсонские адмиралы могли бы оставить своим людям больше простора для инициативы, но он не мог не восхищаться тем, что командование стремилось проводить учения не на компьютерных тренажерах, а в условиях, приближенных к боевым, и не скупилось на боеприпасы для учебных стрельб. В Королевском Флоте такой подход всячески приветствовали, однако на практике Адмиралтейство Мантикоры вынуждено было чуть ли не зубами вырывать у парламента необходимые ассигнования, тогда как гранд-адмирал Мэтьюс, Верховный главнокомандующий грейсонским космическим флотом, пользовался полной поддержкой и Протектора Бенджамина, и подавляющего большинства как Конклава землевладельцев, так и Палаты поселенцев. Возможно, это объяснялось тем фактом, что за последние восемь стандартных лет боевые действия четырежды разворачивались вблизи звезды Ельцина, тогда как к двойной системе Мантикоры ни один враг не прорывался уже два столетия, однако, с точки зрения адмирала, столь широкой общественной поддержке здешний флот был во многом обязан женщине. Той самой, которую и встречали сейчас на посадочной площадке.
Стоило Белой Гавани вспомнить о ней, как его губы вздрогнули, а холодные, под стать полярному льду, глаза блеснули. На Мантикоре дама Хонор, графиня Харрингтон, капитан первого ранга, числившаяся за штатом с половинным жалованьем, пользовалась репутацией особы вспыльчивой, неуправляемой и непредсказуемой; ее вывод за штат был связан с громким политическим скандалом. Однако здесь, на Ельцине, все обстояло иначе: она имела чин полного адмирала и занимала второй по значению пост в иерархии здешнего флота. Возведенная в сан землевладельца, она принадлежала к числу восьмидесяти высших феодальных правителей планеты, причем являлась самой богатой среди них, единственной среди них женщиной и единственным из ныне живущих кавалером Звезды Грейсона, что, кстати, давало ей еще и титул Защитника Протектора. Но главное, эта женщина спасла звездную систему Ельцина от вражеского вторжения, и не единожды, а дважды. Самого графа Белой Гавани и флот, и народ Грейсона высоко чтили как флотоводца, выигравшего Третье сражение при Ельцине, однако при всем том он оставался для них «иностранцем». А вот Хонор Харрингтон мало того что стала своей, но, возможно даже не подозревая об этом, стяжала славу чуть ли не святой покровительницы их флота.
