Мы свернули на одну из улиц; среди глиняных стен открывались тесные проходы, ведущие к каким-то террасам либо спрятанным в самой глубине дворикам или исчезающие в темноте глубоких подворотен. Граница между сложенными из ила и тростника домами была почти неразличима. Трудно было поверить, что в этих домах могут спать люди. Изредка где-то раздавалось испуганное повизгивание собак, слышались голоса.
Мы вернулись к машинам и теперь, с трудом выбравшись из лабиринта старой Басры, снова мчались по широким асфальтированным мостовым, пока Салех, сбавив скорость, нарочито медленно не провез нас вдоль рядов одинаковых, еще не достроенных новых домиков.
— Он исправляет нашу ошибку, — сказал инженер Срочинский. — Показывает новые рабочие поселки. Его задело, что мы повезли вас в эти закоулки.
В доме Стшелецких нас ждали настоящий польский борщ и проигрыватель с пластинками. Мы пили и танцевали без устали. Только насупившийся Салех держался в стороне. Я подошел к нему с рюмкой. Он отказался выпить и принялся старательно жевать банан.
— Не уговаривайте его, — сказала одна из дам. — Он боится, как бы его отец не почувствовал запаха спиртного. Их семья очень ортодоксальна.
Я подсел к Салеху, мне хотелось хоть немного его развеселить.
— Прекрасная была прогулка, — сказал я. — Наконец-то я увидел настоящий Восток.
Он грустно усмехнулся, словно отклоняя вежливую ложь.
— К сожалению, мы во многом еще отстаем, у нас много нужды, — ответил он. — Но всего этого не будет. Со временем мы разрушим все сарифы[50], все антисанитарные трущобы. У нас много строят, но эта проблема не из легких. Не думайте, что вы видели настоящий Ирак.
Мои самые искренние восторги, вызванные живописностью старой Басры, тоже не произвели впечатления.
— Безусловно у нас есть прекрасная древняя архитектура, — сказал он. — Вавилон, Ур… Поезжайте туда.
Я не стал уточнять, что Вавилон и Ур — это вовсе не арабская архитектура. Чтобы улучшить его настроение, я охотно присоединил бы к ним и месопотамский рай. Вскоре он ушел, так и не повеселев.
Разумеется, как только он скрылся за дверью, его особа стала главной темой разговора.
Наши друзья чувствовали себя обязанными объяснить его поведение.
Жизнь молодого, получившего современное воспитание интеллигента в этой стране, где все еще свято соблюдаются традиционные обычаи, очень нелегка. Салех — агностик, но тем не менее он вынужден скрывать, что пьет спиртные напитки, должен делать вид, что является правоверным мусульманином. В результате все отжившее, все традиционное вызывает в нем глухое чувство протеста. Положение женщин еще тяжелее. Сестры Салеха настолько эмансипированны, что осмеливаются бывать в этом доме. Однако приходят они всегда в своих черных абах[51], с закрытыми лицами. Войдя в квартиру, они сбрасывают покровы, но держат их наготове под рукой. Стоит кому-нибудь позвонить в дверь, как девушки снова накидывают покрывала поверх нейлоновых платьев, а посвященные в суть дела мужчины выходят из комнаты. И эти предосторожности совершенно обоснованны. В ортодоксальных мусульманских семьях женщина находится под строгим присмотром. Если ее репутация будет запятнана, последствия могут оказаться очень серьезными. Тотчас же все мужчины рода соберутся на совет, и нередко провинившейся выносится смертный приговор. Приводит его в исполнение обычно родственник, совесть которого не обременена никаким нарушением закона, либо тот, у кого нет своей семьи. По свершении акта правосудия убийца является к властям, которые карают эти самосуды относительно мягко — несколькими годами тюрьмы.
* * *
Представление о рае рождено человеческой слабостью. В раю нет ни гор, ни морей, ни знойных пустынь, ни ледников. Это — надежное убежище, возделанный сад, заросший цветами и плодовыми деревьями, среди которых журчат освежающие ручейки и разгуливают кроткие животные. Картина рая создавалась в тоске по умеренному климату. Очевидно, она возникла в воображении кочевников, с трудом бредущих по раскаленной, безводной пустыне, от оазиса к оазису. Может быть, они грезили о какой-то стране, о которой слышали, но куда не имели доступа. Может быть, это как раз и была Месопотамия, поскольку, согласно одной из легенд, райский сад находился на месте слияния Тигра и Евфрата.
