Вчера моя работа как будто сдвинулась с мертвой точки. Сегодня тоже работается легко.
С утра снова кашалоты: совсем близко и вдалеке фонтаны и тяжело переваливающиеся туши.
Сейчас море покрылось мелкой рябью. С носа дует свежий ветерок. Черные острокрылые птицы проносятся низко над водой.
После ужина я наблюдал за стадом дельфинов. Они перерезали нам путь и понеслись перед самым носом корабля, как быстрые, бело-коричневые торпеды. Постепенно все они, один за другим, отстали и лишь последний, самый крупный, долго не сдавался. Судно почти касалось его хвоста, но он мчался вперед, время от времени мелькая в воздухе красивой дугой. В конце концов он утомился и, свернув с нашего пути, остался позади.
6. Х
День сегодня хмурый и прохладный. Должно быть, из-за муссоновых туч. Но ветер стих, и море снова гладкое. Оно лишь опять переменило цвет. Стало желто-зеленым, как вода в Висле. Сейчас, правда, выглянуло солнце и становится жарко.
Вчера вечером мы сидели в шезлонгах на палубе — капитан, первый механик Михаил, Мариан и я. Было темно, звезды между мачтами медленно передвигались в такт движениям корабля. Пена у носа и бортов фосфоресцировала, и казалось, что корабль залит зеленым светом.
Капитан рассказывал о том, как трудно подбирать людей для флота. Если раньше на сто двадцать мест в мореходном училище бывало более восьмисот кандидатов, то теперь экзаменационная и медицинская комиссии всячески снижают требования, лишь бы набрать нужное число людей (что, впрочем, им не всегда удается). При быстром росте тоннажа это становится настоящей проблемой. Людям приходится годами работать без отпуска, и в результате участились нервные заболевания.
Капитан полагает, что одна из причин такого отношения к морской профессии — проведенная несколько лет назад кампания в печати, когда моряки изображались мошенниками и контрабандистами, место которым в тюрьме. Возможно, известную роль играет и то, что диплом мореходного училища приравнен всего лишь к аттестату зрелости. Поэтому многие моряки готовят себе путь к отступлению, занимаясь заочно в институтах.
Я лег рано, но долго не мог заснуть, думал о дальнейшем развитии моего рассказа. В окно я видел, как «Ойцов» переговаривается сигналами с каким-то встречным судном. Обычный обмен любезностями, какой происходит между двумя незнакомцами, встретившимися случайно в далекой, пустынной местности.
Меня лично это всегда как-то странно трогает и волнует. Возникает ощущение, словно я вижу забытый, к сожалению, образец правильных отношений между людьми. Благожелательный интерес к ближнему. Кто он, куда направляется, к чему стремится? И постоянная любезная готовность отвечать.
Вчера ночью «Ойцов» принял сигнал SOS от шведского судна, загоревшегося в Персидском заливе. Час назад получено известие, что экипаж покинул объятое пламенем судно, которое дрейфует где-то на нашем курсе.
Написал две страницы. Получилось как будто неплохо.
7. Х
Сотни, тысячи летающих рыб. Они вспыхивают за бортом, словно искры, мчатся, бороздя дрожащими полосами неподвижную водную гладь. Одни — совсем маленькие, другие — размером с небольшую форель. Стоя на носу, мы видим под водой целые косяки. Вспугнутые кораблем, они поднимаются в воздух и летят иной раз долго (более ста метров) на распростертых, пурпурно-серебристых крылышках. Есть разные виды таких рыб. С одинарными и двойными крыльями.
Погода по-прежнему идеальная. Пишу с самого утра.
8. Х
Вчера в кают-компании состоялся авторский вечер Мариана. Такие мероприятия вызывают во мне всегда чувство глубокого смущения. В занятии литературой есть что-то специфическое. Ты словно присваиваешь себе привилегию наблюдать жизнь из ложи. В сущности это не так, но тебя мучает опасение, что так кажется со стороны. Поэтому, встречаясь с читателями, ты как бы каешься в проступках, которых, быть может, вовсе не совершал. Это становится особенно ощутимым, когда аудитория состоит из людей, целиком поглощенных практической, осязаемой деятельностью.
У нас с экипажем прекрасные отношения, но когда какое-нибудь обстоятельство напоминает о нашей профессии, зарождается взаимная неловкость. Мы чувствуем себя чужими в их трудовой, жестокой повседневности, они же испытывают некоторое недоверие к людям, зарабатывающим на хлеб «писаниной». Конечно, эта ложная неловкость у обеих сторон надуманна. Во всяком случае, в значительной мере.
