— Идем танцевать! — прокричал Майк. — Элисон ждет!
Элисон и в самом деле ждала. Она соблазнительно крутила упругой молоденькой задницей. Зрелище повергло Дэмиена в депрессию. Музыка гремела все громче, отчего застонали даже вены, и тут белые пушистые пузырьки пены начали вылетать из невидимых отверстий по всему периметру танцпола, окутывая ноги людей, беззаботно стоявших рядом. Мельтешащие огни меняли цвет от розового к зеленому и желтому, придавая пене вид ядовитой блевотины в неестественно ярких оттенках Technicolor.
Питер из отдела закупок размазывал охапки пены по выступающим из декольте грудям Элисон, которая продолжала в упор смотреть на Дэмиена. Его же ноги словно налились свинцом, и, казалось, ничто не могло заставить их пошевельнуться. Даже перспектива ни к чему не обязывающих ласк. Майк нырнул в пену, размахивая пивом, поднятым над головой, и радостно подпрыгивая. Его нисколько не смущал тот факт, что здесь он был единственным, кто, пусть по-идиотски, но все же… танцевал.
Теперь, когда брандспойты поддали пены, вокруг оказалось достаточно едва-едва одетых девушек и множество пьяных и потных существ, что все еще носили брюки, зато все поголовно держали в зубах косяки. Дэмиен глянул вниз на свои дизайнерские туфли, дизайнерские носки, дизайнерский костюм и дизайнерские часы. Перевалило за полночь. Всепоглощающая жалость к самому себе накрыла его, как сошедший грязевой сель. Он больше не знал, где ему хотелось бы быть, лишь в одном был уверен — где угодно, но только не по колено в грязной пене.
Поездки в нью-йоркской подземке таили в себе скрытое напряжение. Казалось, что на один квадратный метр здесь приходится больше психически неуравновешенных, чем в любой уважающей себя психбольнице. Джози нервно тыкалась по всем углам с планом метро, лихорадочно пытаясь разобраться, что здесь происходит и куда следует бежать. В метро ее привели, казалось бы, разумные соображения: гостиница находилась на углу Пятьдесят первой и Лексингтон, поэтому, если бы она взяла такси, чтобы потом застрять на забитых машинами улицах, ее поступок можно было бы квалифицировать как действие законченного сумасшедшего. Похоже, что, кроме как на метро, добраться до места встречи с Мэттом к условленному времени больше было не на чем, а ей почему-то было очень важно успеть вовремя.
Не считая обилия сумасшедших, самым ужасным в метро было то, что Джози никогда точно не знала, куда ей нужно ехать — в верхнюю часть города или в нижнюю, и боялась выйти не в том месте, то есть в очень опасном месте, где не следовало появляться даже бывалым туристам. Дать понять, что она пользуется планом метро, было равносильно тому, чтобы стоять с поднятыми руками и кричать: «Ограбьте меня!» В предыдущие приезды она всегда могла схватиться за руку Дэмиена или Марты. Сейчас она впервые была в метро сама, и все вдруг превратилось в рычащую, скрипящую, лязгающую груду металла, в сравнении с которой лондонская подземка была похожа на сверкающую железную дорогу из детского конструктора.
Надо отметить, что на станцию Боулинг-Грин она прибыла с чувством облегчения, прижимая к груди, как дитя, свою сумочку и лелея прогрессирующую головную боль, зато целая и невредимая. Теперь ее уже точили сомнения иного рода: а если Мэтт не сдержал обещание и в данный момент валяется в пьяном ступоре на кровати в отеле? Она прошла через турникет и глотнула свежего зимнего воздуха. Ладно, статуя Свободы на месте, она тоже — и это уже неплохо.
Вдоль дорожек в Бэтэри-парке под голыми, как скелеты, деревьями, нахохлившись, стояли немногочисленные мужественные торговцы футболками — те, что к осени не улетели во Флориду. Бравурный духовой оркестр исполнял «Встреть меня в Сент-Луисе, Луис», но слишком быстро, чтобы признать исполнение искусным.
Как и обещал, Мэтт ждал возле киоска продажи билетов, слегка притопывая в такт музыке. Джози и не подозревала, какое облегчение она испытает, увидев его на месте. Надежность становится у мужчин столь же редким качеством, как и у посудомоечных машин. Он был одет в длинное, армейского типа пальто, которое очень шло ему как рок-журналисту, а на шее у него был небрежно повязан шарф. Он прятал руки глубоко в карманах и, кажется, был не прочь на что-нибудь облокотиться. Она заметила, что лицо его просветлело, когда он ее увидел.
