Он направился в Центральный парк, заманчиво раскинувшийся перед ним, словно прекрасный зеленый ковер посреди захламленной лавки старьевщика. Воскресное утро в парке. Отовсюду, как грибы после дождя, повылазили собачники со своими питомцами, велосипедисты, роллеры — все они на всю катушку использовали зеленое пространство, в котором ты не задыхаешься от углекислого газа. Мороз все еще был сильным, и когда Мэтт шел, он видел пар от своего дыхания. Он находился на Строберри Филдз[58], небольшом садике на склоне холма, посаженном в память Леннона. Это было тихое, уединенное место в городе, где такого рода места были редкостью. Мэтт остановился, чтобы собраться с мыслями.
Красноносые парочки, закутанные по самые уши, ходили рука об руку, смеясь и не обращая внимания на мир вокруг. Это вызывало отвращение. Ну почему все вокруг него шатались счастливыми и влюбленными до одурения, а он нет? Ну почему кому-то найти свою половинку гораздо легче, чем другому? И как некоторым людям удается с легкостью перескакивать из одних отношений к другим, плавно вливаясь в жизнь другого человека без всяких острых углов и краев, которые надо сглаживать?
Почему некоторые люди умудрялись подстраиваться друг под друга, потихоньку, как будто бы с помощью крохотного лобзика, подгоняли все шероховатости, пока у них наконец не получалась гладкая, ровная, симпатичная картина? Почему другие (например, он) безуспешно вращались вокруг друг друга, как детали какого-то кубика Рубика, которые так и не смогли сложиться в единое целое, до тех пор, пока они не теряли интерес и не бросали эту затею, поверженные и истощенные колоссальными усилиями? И почему были такие люди, которые думали, что они наконец-таки нашли человека, с которым можно сложить единую картинку, но были настолько непроходимо глупы, что теряли адрес проклятого ресторана, где они должны были бы встретиться? Размышлять о подобных вещах было нелегко, и Мэтт направился к ближайшей незанятой скамеечке, чтобы заняться как раз этим.
Джози довольно легко нашла гараж, в котором сдавали велосипеды напрокат, и, вооруженная идиотским типично американским списком того, что надо делать и что делать не стоит, направилась в Центральный парк на разболтанном велосипеде. Обязательный велосипедный шлем, в котором она не хотела бы видеть себя даже мертвой, болтался на руле, ветер развевал ее волосы, и у нее не было никакого желания вспоминать, когда она последний раз каталась на велосипеде.
Рискуя свернуть себе шею, пересекая Коламбус-секл, покачиваясь в седле по причине отсутствия практики и напряженных от алкоголя мышц, она въехала в парк. Попасть в парк было все равно что попасть в другой мир. Суета и шум транспорта отступили, сменившись детским смехом, звуком глухих ударов кожаного мяча, отскакивающего от бейсбольной биты, и веселым шумом проносившихся со свистом роллеров. Поверх верхушек голых деревьев еще можно было рассмотреть нагромождение домов, столпившихся вокруг парка, чтобы получше разглядеть крошечный прямоугольник драгоценной зелени. Леденящий ветер, дувший ей в лицо, уносил прочь липкую паутину, опутавшую ее мозг, и голова постепенно прояснялась. Господи Боже, то, что произошло вчера, было ужасно. Во-первых, вся эта авантюра с Мартой и Гленом, которые исчезли бог знает куда, во-вторых, внезапно появившийся Дэмиен — все это больше было похоже на шоу Девида Копперфильда, чем на свадьбу.
Она чувствовала себя ужасно неловко по отношению к Дэмиену, особенно теперь, когда между ним и ее гневом было приличное расстояние. Допустим, Дэмиен по-своему пытался быть честным. Допустим, бриллиантовое кольцо было весьма дорогим подарком на память, а не какой-то дешевой безделушкой. Наверное, ей все же не следовало так себя вести. Конечно, Дэмиен был лжецом, неверным мужем и отчаянным повесой, но, в конце концов, он был не так уж и плох.
Ее ноги нашли давно позабытый ритм, и она стремительно ехала в центр парка с твердым намерением оживить разбитое тело. Она проезжала мимо ленивых туристов в ярко раскрашенных каретах, которых возили по парку унылые лошади, в тысячу первый раз идущие по одному и тому же маршруту. Каток был заполнен семействами, упакованными в шерстяные шарфики и рукавички; неуклюжие дети наивно думали, что их не менее неуклюжие родители смогут прокатить их по гладкой ледяной поверхности без особого риска для жизни. Внезапно Джози ощутила резкий приступ одиночества. Быть одинокой и самодостаточной — это, конечно, здорово, но разве делить все эти маленькие удовольствия с кем-то еще не было одной из самых главных радостей жизни? Ей нужно было как-то оборудовать заградительные барьеры, чтобы никто больше не проник внутрь защитного панциря, чтобы найти там спрятанную настоящую Джози. Лучше ли любить открыто и свободно, постоянно рискуя тем, что тебе могут причинить боль, чем никогда более не отважиться на подобные эмоции и тем самым лишить себя столь прекрасного чувства? Она посмотрела на деревья вокруг. После суровой зимы будет начало новой весны, цветение и обновление. Таков закон природы; и единственное, что ты можешь сделать, — это принять его таким, каким он есть. Ох, но насколько это легче сказать, чем сделать!
