– Внизу в вестибюле, но вы можете позвонить и отсюда, если желаете.
Элспет покраснела и покачала головой. Секретарша понимающе улыбнулась.
Она нашла автомат, вошла в будку, набрала номер, молясь в душе, чтобы он оказался дома.
– Это я, родной, Элспет, – шепнула она, когда на другом конце раздался его голос. – Нам обязательно нужно встретиться сегодня. Это очень, очень важно.
Она слушала некоторое время, затем снова заговорила.
– Ты ничего не понял. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное… Нет, по телефону нельзя… Я звоню тебе из Линна, но сейчас же еду назад. Давай поужинаем где-нибудь вместе. Может, в ’‘Прибое”? А потом я бы сходила в кино… – Услышав его ответ, она кивнула, словно он мог видеть ее. – Да я знаю, что в кино ты пойти со мной не можешь сегодня. Но ведь покушать-то тебе все равно надо. Почему же нам не поужинать вместе? Я буду в "Прибое” где-то около семи… Постарайся, родной… Если ты до половины восьмого не придешь, я буду знать, что ты не смог. Все же постарайся, ладно?
Перед тем как пойти на автобусную станцию, она зашла в кондитерскую. Попивая кофе, она достала брошюрку про беременность и несколько раз прочитала ее из корки в корку. Убедившись, что хорошо усвоила эти простейшие правила, – о них только и говорилось в брошюре, – она засунула ее под обивку сиденья. Взять с собой домой она не решалась: вдруг она попадется на глаза миссис Серафино…
Была половина восьмого, когда Джейкоб Вассерман позвонил у двери раввина. Дверь открыла миссис Смолл. Это была худенькая, но полная жизни женщина с огромной копной светлых волос, которая, казалось, оттягивала ее голову в сторону. У нее были большие голубые глаза и открытое лицо, которое можно было бы назвать наивным, если бы не маленький решительный подбородок.
– Входите, мистер Вассерман, входите! Вы же знаете, как мы вам всегда рады.
Услышав фамилию, раввин, который сидел и читал какую-то книгу, тоже вышел в холл.
– О, мистер Вассерман! Мы как раз поужинали, но хоть чаю с нами выпьете. 4Приготовь чай, дорогая.
Он провел гостя в гостиную, а жена пошла на кухню поставить чайник. Раввин положил раскрытую книгу, которую он держал в руке, на маленький столик обложкой вверх и вопросительно взглянул на гостя.
Вассерман вдруг подумал, что у раввина хоть и мягкие, добродушные глаза, но вместе с тем и пронзительные. Он с усилием улыбнулся.
– Вот какое дело, рабби. Когда вы только пришли в нашу конгрегацию, вы высказали мысль, что вам следовало бы присутствовать на заседаниях правления. Я был совершенно того же мнения. В конце концов, коль мы наняли раввина и хотим, чтобы он помог нам руководить общиной и развивать ее, то чего же лучше, чем его участие в совещаниях, где разрабатываются и обсуждаются все мероприятия, касающиеся жизни общины. Они, однако, проголосовали против. И знаете, чем они это оправдывали? Тем, что раввин, дескать, наемный работник конгрегации. Допустим, что на повестке дня будет стоять вопрос о его зарплате или о продлении контракта. Ведь неудобно же будет. А чем все это кончилось? За все время мы ни разу вопросов этих не обсуждали – до последнего-вот заседания. Так как до летних каникул осталось всего несколько недель, то я и внес предложение решить вопрос о продлении договора на будущий год.
Вошла миссис Смолл с подносом на руках. Разлив чай по стаканам, она взяла один себе и села.
– И что же вы решили?– спросил раввин.
– Так ничего и не решили. Отложили до следующего заседания, то есть до воскресенья.
Раввин уставился на свой стакан и наморщил лоб. Затем, не поднимая головы, словно размышляя вслух, сказал:
– Сегодня у нас четверг, до заседания, значит, осталось три дня. Если бы вы были уверены, что договор будет продлен, а голосование – одна лишь формальность, вы сообщили бы мне о результатах голосования только в воскресенье. Если бы вы и не были уверены на сто процентов, но считали бы, что договор, вероятнее всего, будет все-таки продлен, вы бы сказали мне об этом при нашей ближайшей встрече, то есть в пятницу вечером в синагоге. Но если у вас серьезные сомнения, или вы боитесь, что договор не продлят, вы бы не стали дожидаться пятницы, – чтобы не испортить мне субботу. Поэтому, то обстоятельство, что вы пришли ко мне сегодня, может означать только то, что у вас имеются серьезные основания опасаться, что договор со мной не будет продлен. Я угадал?