– В самом деле?
– Ты просто не высыпаешься, вот и все. Ты же ведь ложишься только в два, а то и в три, и я просто удивляюсь, как ты вообще еще держишься -на ногах. Шутка ли – шесть дней в неделю! Я не знаю другой девушки, у которой бы не было выходного в воскресенье. Эти Серафино просто эксплуатируют тебя, доводят до изнеможения.
– О, я сплю достаточно. Никто меня не заставляет ждать, пока они вернутся домой. Просто, когда я остаюсь одна с детьми, мне что-то не хочется раздеться и забраться в постель. Все равно я лежу себе на диване и частенько даже засыпаю. Днем я тоже сплю часок-другой, так что сна у меня достаточно.
– А по воскресеньям…
– Что ж по воскресеньям? Это единственный день в неделю, когда они могут бывать у своих друзей. И мне нисколько не трудно. Еще когда я к ним поступила, миссис Серафино сказала, что если мне захочется выйти когдатнибудь в воскресенье, она не станет возражать и что-нибудь придумает. Они очень хорошо ко мне относятся. Мистер Серафино даже сказал как-то, что если мне нужно в церковь, он с удовольствием меня подбросит – сама знаешь, как идут автобусы по воскресеньям.
Силия остановилась и как-то странно посмотрела на свою подругу.
– Скажи правду, Элспет, он тебе не надоедает?
– Надоедает?
– Я хочу сказать, не пытается приставать к тебе, когда хозяйки нету дома?
– Да ты что!– поспешно ответила Элспет. – Как это тебе пришло в голову?
– Я не доверяю этим типам из ночных кабаретов. И мне не нравится, как он пялит глаза на девушек.
– Глупости. Он со мной почти не разговаривает.
– В самом деле? Так вот, я тебе что-то скажу. Глэйдис – девушка, которая была у них до тебя, – ее твоя хозяйка оттого и выгнала, что застала ее с мужем – не за молитвой, конечно. А в сравнении с тобой, та была дурнушкой.
❖
Стэнли Добль был типичным жителем Барнардз-Кроссинга. Если взять определенный слой населения Старого города, то можно даже сказать, что Стэнли был его прототипом. Это был плотный крепыш лет сорока, с рыжеватой головой, начинающей уже седеть. Его загорелое, точно дубленное, лицо говорило о том, что подавляющую часть своего времени он проводил на воздухе. Он умел построить лодку, умел отремонтировать, а то и установить, водопровод или электрическую сеть, мог целыми часами ухаживать за газоном на солнцепеке – подкашивать, подрезывать, убирать граблями. Он мог отремонтировать автомобиль или двигатель моторной лодки прямо на волнах и в бурю. Этим он в разное время и зарабатывал себе на жизнь, а также ловлей рыбы и крабов. Без работы он никогда не сидел, но и . работал он лишь ровно столько, сколько нужно было для самого необходимого. Так продолжалось до тех пор, пока он не устроился работать в синагоге. Начал он еще тогда, когда община приобрела старое здание, которое было потом переоборудовано под школу, общинный центр и синагогу. В то время на его плечах лежало решительно все, потому что без него здание бы просто развалилось. Он обслуживал котельную, ухаживал за водопроводом и за электросетью, ремонтировал крышу, а летом все время что-нибудь красил. Когда была построена новая синагога, круг его обязанностей сильно, конечно, сузился. Теперь ремонтировать почти ничего не приходилось, зато он по-прежнему наводил порядок всюду, ухаживал за газоном, следил зимой за отоплением, а когда становилось тепло – за кондиционером.
В этот солнечный четверг он убирал граблями газон. Он уже нагреб приличную кучу листьев, сорняков и скошенных трав, и хотя убрал он лишь одну сторону, меньшую, все же он решил сделать перерыв и позавтракать. Потом, после завтрака, он успеет, если захочет, убрать и вторую сторону, а то оставит на завтра. Спешить некуда.
На кухне у него стояла в холодильнике бутылка молока, там же у него лежало немного сыра. Определенные мясные продукты, собственно, любое мясо, кроме купленного в специальных магазинах, которые он называл 7ШЭ – так читал он выведенное на вывесках еврейское слово (кошер) – ему не разрешалось держать в холодильнике. Молоко зато и сыр – сколько угодно: их ведь резать было не надо, значит, ничего трефного в них быть не может. А не поехать ли и выпить бокал пива?– подумал он. Его машина, ветхий Форд 47-го года с откидным верхом – вернее, совсем без верха, – и окрашенный в желтый цвет остатками его последнего малярства, стоял перед синагогой. Он запросто смог бы махнуть в "Каюту" и вернуться через часок. Никто его, конечно, не контролировал, но миссис Шварц что-то говорила, будто он ей будет нужен, чтобы помочь украсить зал для какого-то женского собрания, так что никуда он, пожалуй, не поедет. А то еще встрянешь, чего доброго, в один из этих нескончаемых споров о том, скажем, что лучше для кровли прибрежного дома: гонт или тес, или – есть ли у "Кельтов" шансы выиграть первенство; и тогда и впрямь вернешься Бог знает когда.
