В позе трупа - страница 3

— Это не имеет значения… Ей важно, чтобы вокруг немного посуетились, побегали, — проговорил Овсов как-то отстраненно, думая о своем.

— Помрет бабуля?

— Нет. — Овсов обернулся на стоящую за его спиной Валю. — Во всяком случае, не скоро. Она еще лет десять будет постанывать, покряхтывать, попукивать… Родня привезла ее, чтоб хоть немного отдохнуть, дух перевести… Ты заметила, какой у нее аппетит? — усмехнулся Овсов. — Обрати внимание. Трех хороших мужиков прокормить можно…

В коридоре простучали быстрые частые шаги и смолкли у двери ординаторской. В больнице знали об отношениях хирурга и медсестры и вот так с ходу распахнуть дверь в ординаторскую не решались. Ничто не изменилось в позах Овсова и Вали, они не сделали ни единого движения, но между ними сразу появилась какая-то отчужденность. Теперь, кто бы ни вошел, он увидит лишь руководителя и подчиненного. И ничего больше. Занавеска отошла в сторону, и вместо фиолетового штампа появилось встревоженное лицо пожилой женщины.

— Степан Петрович… Извините, Валечка, — даже во взволнованном состоянии женщина не упустила возможности легонько куснуть сестру. — Там такое, такое… Степан Петрович, — и она без сил опустилась на кушетку, но, взглянув на Валю, тут же встала, словно невзначай села на чужое место. — Привезли на попутной машине… Я не знаю, что это такое…

— И где «оно»? — спросил Овсов с еле заметным раздражением.

— Сразу на рентген отправили.

— Хорошо. Сейчас иду. — Последние слова прозвучали как просьба оставить его одного.

Обе женщины поняли и быстро вышли. Овсов несколько мгновений сидел неподвижно и, лишь дождавшись, когда хлопнет дверь в коридор, открыл тумбочку и достал бутылку. Встретившись с собой взглядом в темном оконном стекле, подмигнул, извиняюще развел руками и, налив полстакана водки, медленно выпил.

— Так-то будет лучше, — проговорил негромко и, завинтив крышку, поставил бутылку в тумбочку стола. Он привык четко оценивать свои ощущения и сейчас, почувствовав в душе что-то теплое, обнадеживающее, задумался. И тут же понял, в чем дело, — в бутылке оставалось еще достаточно водки, и у него будет возможность выпить после операции.

То, что лежало на операционном столе, являло собой зрелище довольно страшноватое. Это было какое-то месиво из мяса, костей, окровавленной одежды. Привычные контуры человеческой фигуры даже не угадывались. Человека положили на стол совсем недавно, но из-под него уже вытекала кровавая жижица, которую и кровью-то назвать было нельзя.

— Ни фига себе! — невольно пробормотал Овсов.

— Такого еще не было, Степан Петрович, — прошептала женщина, которая недавно приходила в ординаторскую.

— Он живой? — спросил Овсов.

— Пульс есть, но слабый… Затухающий.

— Снимки сделали?

— Проявляют.

— Вы бы хоть форму ему какую-нибудь человеческую придали, — проворчал Овсов. — Чтоб похоронить можно было в гробу, а не в ведре. Будут снимки, принесите… Я у себя.

Овсов повернулся, чтобы уйти, уже дошел до двери, но что-то его остановило. Хирург обернулся, еще раз окинул взглядом кровавую горку, возвышающуюся над столом, и вдруг встретился взглядом с этим существом — иначе его назвать было нельзя. Да, из складок сорванной кожи, торчащих розовых костей на него смотрели глаза. Овсов подошел поближе, думая, что показалось, померещилось. Нет, это действительно были глаза, и они в упор смотрели на него не мигая.

— Ты меня слышишь? — спросил Овсов, и голос его дрогнул.

Глаза мигнули.

— Ты живой? — произнес Овсов скорее утвердительно, чем с вопросом.

Глаза опять мигнули.

— Он в сознании, — Овсов распрямился и обвел всех взглядом, в котором уже не было ни раздраженности, ни уверенности. В его глазах была полнейшая растерянность, если не ужас. — Готовьте, — пробормотал он и, круто повернувшись, вышел.

— А вот сейчас и не следовало бы, — осуждающе сказала пожилая сестра.

— Ему виднее, — ответила Валя, но не было в ее голосе уверенности.

Овсов прошел в ординаторскую, протиснулся за свои шкафы и задернул занавеску. Достав из тумбочки «Распутина», он замер, прислушиваясь к себе, словно ждал какого-то сигнала, совета, разрешения. И, получив нужный сигнал, быстро отвинтил пробку, налил в стакан водки, поколебался, плеснул еще немного и спрятал бутылку. Перед тем как выпить, тяжело, протяжно вздохнул, а выпив, спрятал и стакан. Сел, положив руки на холодное стекло стола, исподлобья взглянул на собственное отражение в окне. Там, за стеклом, была уже глубокая ночь, огни в окнах погасли, город спал. Шел второй час ночи.