Постарайся увидеть в этом хорошую сторону, Обри. Ты же всегда хотела переехать в Хилл-Крест-Хаус.
Вчера после разговора с Лайамом она рыдала, пока не опухла настолько, что едва могла открыть глаза. Как он смел подумать, что она могла предать его?
Но разве Патрик не предал его однажды?
Тарелки посыпались из ее рук. Лайам уже один раз пережил предательство того, кому доверял. Если его использовал человек, которого он знал с детства, он мог ждать этого от кого угодно.
Ее гнев испарился. Обри кинулась в комнату и нашла конверт. Открывать или нет? Что бы она ни сделала, ей все равно будет больно. Она разорвала конверт. Внутри была яркая реклама вечеринки, которая будет сегодня вечером в пабе Эрни в честь Хэллоуина.
В углу рукою Лайама было приписано:
«Я не напялил бы этот ужас ради кого-то другого. Пожалуйста, приходи. Лайам».
Ее сердце замерло. Она прижала флайер к груди и попыталась усмирить разом вспыхнувшие надежды. Лайам хотел видеть ее. Зачем? Она перечитала приписку, но так ничего и поняла.
«Напялил бы этот ужас»? Он будет в костюме?
Идти или нет?
Нет.
Да.
Что ей терять? Сердце она уже потеряла.
Обри поглядела на часы. У нее есть три часа, чтобы найти костюм. Совершенно невыполнимая задача в Хэллоуин.
— Вы себя нормально чувствуете в этом? — спросила Пэм, официантка, ставя бокал на стол перед Лайамом.
Лайам подвигал плечами. Металлический скрежет, сопровождавший каждое его движение, действовал ему на нервы. И как он сможет пить в этом шлеме?
— Может, дать вам трубочку?
— Да уж, не помешает. Который час? — Ему не удалось нацепить часы на свой костюм.
— Почти девять. Думаете, она придет?
Лайам был почти уверен, что нет, но не сдавался. Он пожал плечами, костюм заскрежетал.
— Посмотрим.
Пэм погладила его по плечу. Костюм зазвенел.
— Дай мне знак, когда будешь готов.
Вокруг него народ увлеченно праздновал Хэллоуин. Он занял столик, за которым они сидели с Обри в их первую встречу. Когда он пришел, столик был занят, и ему пришлось поставить пиво целой компании парней, чтобы они нашли себе другое место.
Дверь паба открылась. Его сердце останавливалось всякий раз, когда она открывалась, — приблизительно сорок остановок за последний час. Но это опять была не Обри, а какая-то проститутка в дешевом белом парике и красной полумаске. Микроскопический ярко-красный топ тесно обтягивал мальчишеский торс, алая мини-юбка оставляла открытым пупок, в котором сверкало колечко, и у нее были самые высокие каблуки, на которых в принципе способен ходить человек.
Несколько парней достали бумажники и размахивали купюрами, выкрикивая малопристойные предложения. Шея девушки и та часть лица, которая была видна из-под маски, стали почти такими же красными, как ее костюм. Что-то в ней показалось Лайаму знакомым. Стакан с глухим стуком упал на стол. Обри.
Выйти из-за стола оказалось так же нелегко, как сесть за него. Он просто поднялся, когда она оказалась рядом. Взгляд фиалковых глаз в прорезях алой полумаски заискрился смехом.
— Рыцарь в сверкающих доспехах. Тебе идет, Лайам.
Лайам улыбнулся, но вовремя понял, что ей не видно его лица. Он снял шлем и поставил его на стол.
— А ты — проститутка?
— Не могла найти ничего другого. Я уже собиралась прийти без костюма, потому что это…
— Это самая сексуальная вещь, какую я когда-либо видел. — Он поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки, но вовремя остановился. Вряд ли Обри понравится, если он будет скрести по ее щеке металлической перчаткой.
— Я не напялила бы этот ужас ради кого-то другого, — повторила Обри слова его приглашения.
— Рад это слышать. — Он готов был смотреть на нее всю ночь. — Хорошо, что ты пришла.
Она села за столик и пристально посмотрела ему в лицо.
— Я не собиралась приходить. Зачем ты меня позвал?
Он с трудом снял тяжелую перчатку и взял ее за руку.
— Потому что я хотел извиниться. За то, что не верил тебе. За то, что обидел тебя. За то, что позволил нашей работе встать между нами. Этого больше не повторится.
— У тебя были серьезные причины.
— У меня были серьезные причины не доверять твоему отцу, но не тебе. Ты знаешь, у меня все вверх дном на работе, мать была больна, братья передрались между собой. И это все, из чего состояла моя жизнь, пока я не встретил тебя. Теперь я чувствую, что не просто переползаю изо дня в день, как робот, выполняя все, что от меня ждут. Я живу. — Он нашел глазами Пэм и ударил себя в стальную грудь — это был условный сигнал. Потом он осторожно снял маску Обри и положил ее на стол рядом со своим шлемом. — Когда мы были в Напа, ты сказала, что мне стоит уволиться из ИХЭ и заняться тем, что я действительно люблю, — открыть винодельню. Я отказался, потому что у меня не хватало смелости рискнуть. Но ты была права. Кто не рискует, тот не выигрывает.
