— Тогда я уйду из холдинга.
Патрик внимательно посмотрел на него.
— И что ты будешь делать? Займешься виноделием?
Лайам судорожно вздохнул.
— Я не знаю.
— Я же видел твою библиотеку, Лайам. Ты думаешь, я не знаю, что в то время как ты сам здесь, в ИХЭ, твои мысли совсем в другом месте?
Лайам огрызнулся:
— Даже с головой в другом месте я принес холдингу ощутимую прибыль. А теперь хочу жениться на Обри, если она согласится. А если не захочет уйти из компании отца, придется мне уволиться из ИХЭ. Если ты откажешься принять ее в семью, то я порву с семьей.
— Только ты можешь решать, что для тебя важнее — женщины или работа.
— Это не ответ.
— Единственный, какой я могу тебе дать. А теперь извини, мне надо работать.
Лайам вышел из кабинета. Чем-то придется поступиться. Работой? Обри? Сможет ли он быть счастлив, живя ополовиненной жизнью?
И есть ли у него выбор? Даст ли ему Обри еще один шанс или пошлет к черту за то, что он нарушил свои обещания при первой же трудности?
Еще один паршивый день. Одно утешает — он почти закончился и не успеет стать еще паршивее. Лайам вошел в парадное своего дома.
— Добрый вечер, Карлос.
— Добрый вечер, мистер Эллиот. У вас гости. Лайам повернул голову, надеясь увидеть Обри.
Но вместо нее увидел Мэтью Холта.
Лайам стиснул зубы. День все-таки стал еще паршивее.
— Холт, мне нечего вам сказать.
— Тогда просто послушай.
— И не надейтесь. — Лайам пошел к лифту. Но Холт догнал его.
— Это касается Обри. Она уволилась и собирается съехать с квартиры.
Лайам замер. Его сердце колотилось о ребра с такой силой, что могло их пробить. — Что?
— Она назвала меня эгоистичным ублюдком. И она права.
Лайам внимательно посмотрел на Холта. Он выглядел намного старше, чем на фото в газетах.
— Пойдемте.
Они вошли в лифт.
— Что случилось?
— Обри примчалась ко мне в пятницу вечером, как только вернулась из Калифорнии. Она обвинила меня в том, что я ее использовал и разлучил с человеком, которого она любит.
Сердце Лайама сжалось.
— Ей следовало дать вам по морде.
— Я это заслужил. Она уезжает из Нью-Йорка. В квартире Лайам ринулся прямо к бару, налил себе стакан виски.
— Когда она уволилась?
— В пятницу вечером.
Почему она не сказала об этом, когда была у него? Потому что не хотела продолжать с ним отношения?
— И зачем вы мне все это говорите?
— Потому что Обри не отвечает на мои звонки и не открывает мне дверь. Потому что я безнадежно испортил отношения с единственной дочерью. И я не хочу, чтобы по моей вине с вашими отношениями произошло то же самое. — Холт помолчал. — Я эгоистичный сукин сын, Эллиот, но я хочу, чтобы Обри была счастлива. С тобой она будет счастлива.
Она и была с ним счастлива. И он был счастлив с ней так, как никогда прежде. Но он разрушил все это своей недоверчивостью. Отношения Обри с ним могут быть так же безнадежны, как и с отцом.
Но она любит его. По крайней мере любила. И он любит ее до беспамятства. С того самого рокового разговора в пятницу утром не было минуты, когда она не стояла у него перед глазами, а сердце не разрывалось от тоски. Он не может так просто сдаться, не простит себе, если не попытается спасти их счастье. Лайам поставил стакан.
— Я позвоню ей.
— Она не отвечает на звонки. Ума не приложу, как встретиться с ней.
— Я что-нибудь придумаю.
— Эллиот, если вам это удастся, скажите ей, что… что я очень виноват. И что люблю ее. — Холт выглядел совершенно раздавленным.
— Я передам, но она должна услышать это от вас.
Лайам закрыл дверь за Холтом. Ему нужно придумать что-то, чтобы вернуть любовь и доверие Обри, пока он окончательно не потерял ее. Если уже ее не потерял.
— Счастливого Хэллоуина! — сказал курьер и протянул Обри письмо.
— И вам, — машинально ответила она, как завороженная глядя на конверт в своей руке. Адрес отправителя — паб Эрни. Лайам. Ее сердце замерло. Она закрыла дверь и, как слепая, побрела обратно в комнаты, спотыкаясь о коробки, загромождавшие пол.
Лайам думал, что она предала его. Он мог поверить, что она способна на такую подлость. Обри с негодованием сунула нераспечатанный конверт в первую попавшуюся коробку и вернулась на кухню к сборам.
