— Джастин, — решилась она наконец, глядя как он, не чувствуя вкуса, заедает похлебку хлебом и сыром. — Джейн пропала.
По его отсутствующему взгляду она поняла, что ее слова не вполне дошли до его сознания.
— Что значит, пропала?
Все-таки, порой мужчины вели себя как полные болваны — какими бы прекрасными мужьями и зятьями они при этом не были.
— То и значит. Побросала свои юбки и сбежала из дома.
Выражение его лица наконец-то стало осмысленным.
— Когда?
— В день, когда родился малыш.
— И вы до сих пор молчали?
— А ты бы меня услышал?
Он покачал головой.
— Простите. Солей, ребенок… Я и не заметил, что ее нет.
Она похлопала его по руке.
— Если бы солнце упало на землю, ты бы и того не заметил. — Ее старшей дочери очень повезло с мужем.
— Вы уверены, что она сбежала? Ее искали?
— Перевернули вверх дном все поместье. Конечно, я знала, что она не хочет замуж, но надеялась…
Надеялась, что замужество превратит ее младшую дочь в нормальную девушку. Они покинули двор, когда Джейн было пять, и за годы изгнания ее милое, светловолосое и ясноглазое дитя превратилось в престранное существо: нескладное, с мальчишеской фигурой и маленькой грудью, почти ничем, за исключением нежного певческого голоса, не напоминавшее девушку.
И Элис отдала все свое внимание красавице Солей, которая понимала, что значит быть женщиной, и что женщине следует делать для того, чтобы выжить.
Бедняжке Джейн это знание было неведомо.
Чтобы хоть как-то компенсировать потерю того положения, которое было у них при дворе, Элис растила ее без строгости — не запрещала увлекаться лошадьми и книгами, закрывала глаза на то, что Джейн с каждым годом все больше походит на мальчика, чем на девочку, — пока, наконец, не поняла, что время упущено, и дочь уже не переделать.
Элис вздохнула. Неважная из нее вышла мать.
— Я бы не стал выдавать ее замуж насильно, — проговорил Джастин. — Мне казалось, она знает об этом. Просто я думал, что если свести их поближе, тогда она, возможно… — Он опустил голову. — Солей предупреждала меня, а я не слушал.
— Жених прибудет уже через неделю. Что мы ему скажем?
— Правду. Он-то переживет. В первую очередь меня беспокоит Джейн. — Он искренне переживал за нее и все же, то и дело поглядывая на лестницу, всем своим существом рвался наверх, к жене.
— Сейчас тебе надо думать прежде всего о Солей. — Об этом можно было не напоминать. Этот мужчина и так ни на миг не забывал, кто стоит в его жизни на первом месте. — Я даже не представляю, где ее искать и куда она могла податься.
Еще весной Элис вместе с Джейн перебрались в пустующий флигель в поместье, которым владела семья Джастина, а до тех пор ее младшая дочь не знала и видела ничего, кроме дома, где они жили в изгнании, и которого ее мать, увы, лишилась из-за своего собственного упрямства.
— Как-то раз она сказала, что хотела бы стать мужчиной, чтобы выучиться на законника и служить королю, как я, — произнес Джастин. — Она могла отправиться в Судебные инны.
Они переглянулись. Лондон. В Лондоне наивную девушку из провинции ждала неминуемая погибель.
Собравшись с мыслями, Джастин решительно встал.
— Я немедленно отправлю туда гонца. За это время она должна была уже добраться до города.
Ох, Джейн. Губы ее задрожали. Элис де Вестон, которая выстояла, не склонив головы, перед судом парламента, была готова расплакаться.
Элис закусила губу. Она никогда не плакала. Даже слушая обвинительный приговор. Даже покидая двор с маленькими детьми на руках. Даже когда умер король — мужчина, которого она любила.
И который считал ее дочерей, зачатых от другого, своими.
* * *
Проснувшись, Джейн блаженно вытянулась на сухом и теплом матрасе.
В обычное время студенческие общежития были переполнены, юноши спали по нескольку человек в комнате, но поскольку семестр еще не начался, она провела ночь в полном уединении, получив, наконец, возможность разбинтовать грудь и без страха облегчиться. Еще ей ужасно хотелось вымыться, но увы, это было слишком рискованно.
Помолившись за сестру и мать, она вышла на лестницу. Решено. Весь день она проведет за чтением, упражняясь в латыни. Наверняка в общежитии есть все нужные книги.
