– Не заходи туда, Маршан, это не то, что надо!
Повинуясь его оклику, матрос вырывался резким движением, и друзья снова уходили гурьбой, а им вслед неслись непристойные ругательства взбешенной девки, меж тем как из всех дверей переулка навстречу матросам выходили, привлеченные шумом, другие женщины и оглашали воздух хриплыми многообещающими призывами.
Матросы продолжали свой путь, все более и более воспламеняясь от уговоров и соблазнов этого хора привратниц любви, встречавших их по всей улице, и грязных проклятий другого, оставшегося позади хора обиженных женщин, которыми они пренебрегли. Время от времени навстречу им попадалась такая же компания – солдаты, которые шагали, позвякивая оружием, матросы с других кораблей или же бредущие в одиночку горожане, приказчики. Перед ними открывались все новые и новые улицы – узкие, освещенные мерцанием подозрительных фонарей. Они долго шли в этом лабиринте притонов по липкой мостовой, где струились зловонные ручейки между стенами домов, полных женского тела.
Решившись наконец, Дюкло остановился перед одним домом, довольно приличным на вид, и повел туда всю компанию.
Погуляли на славу! Четыре часа подряд матросы упивались любовью и вином. От полугодичного жалованья не осталось ничего.
Они расположились в большой зале, как хозяева, и недружелюбно поглядывали на завсегдатаев заведения, которые устраивались за столиками по углам, где какая-нибудь из незанятых девиц, одетая маленькой девочкой или кафешантанной певичкой, прислуживала им, а потом подсаживалась к ним.
Каждый матрос, как только входил, выбирал себе подругу, с которой не расставался весь вечер: простой человек не ищет перемен. Сдвинули три стола, и после первых стаканов удвоившаяся в числе процессия, в которой прибавилось столько женщин, сколько было молодцов, потянулась по лестнице. Ноги каждой четы долго стучали по деревянным ступенькам, пока узкие двери комнат не поглотили это длинное шествие любовных пар.
Через некоторое время все спустились в зал, чтобы выпить, потом опять поднялись, потом еще раз спустились.
Сильно навеселе, матросы горланили вовсю. Глаза у них налились кровью, они держали на коленях своих избранниц, пели, кричали, били кулаками по столу и лили себе в глотку вино, дав волю таящемуся в человеке зверю. В шумном кругу товарищей Селестен Дюкло обнимал рослую краснощекую девушку, усевшуюся верхом на его колене, и жадно смотрел на нее. Менее охмелевший, чем остальные, хоть выпил он не меньше других, Селестен сохранил способность думать и, разнежившись, хотел поговорить. Но мысли не вполне повиновались ему, ускользали, возвращались и снова исчезали, и он не мог как следует вспомнить, что именно собирался сказать.
Он смеялся, повторяя:
– Так, так… Ты давно здесь?
– Полгода, – ответила женщина.
Он кивнул головой, словно это служило доказательством ее хорошего поведения, и продолжал:
– Тебе нравится такая жизнь?
Она немного замялась и покорно сказала:
– Ко всему привыкаешь. Это ремесло не хуже другого. Служанка ли, шлюха ли – все одно.
Он, видимо, был согласен и с этой истиной.
– Ты не здешняя? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
– Издалека?
Она кивнула так же безмолвно.
– Откуда же ты?
Она подумала, точно припоминая, потом прошептала:
– Из Перпиньяна.
Матрос снова обрадовался и сказал:
– Вот как!
Теперь она спросила его:
– А ты что же, моряк?
– Да, красотка.
– Приехал издалека?
– Да. Немало я повидал стран, и портов, и всякой всячины.
– Ты, может, и кругом света объехал?
– Еще бы! Да и не раз.
Она снова задумалась, как будто стараясь отыскать в памяти что-то давно забытое, потом спросила уже другим, более серьезным тоном:
– Ты много встречал кораблей, пока плавал?
– Еще бы, красавица!
– А не попадалась тебе Пресвятая Дева Ветров?
Он ухмыльнулся:
– Как же! На прошлой неделе видел ее.
Она побледнела, вся кровь отхлынула от ее щек.
– Правда? Это правда? – спросила она.
– Истинная правда.
– Ты не врешь?
Он поднял руку:
– Как перед богом.
– А ты не знаешь, плавает ли еще на ней Селестен Дюкло?
Он удивился и встревожился. Прежде чем ответить, он хотел выведать, что за этим скрывается.
