— И что вы делаете в таких случаях?
— Это зависит от того, каков случай.
— Как это понимать?
— Попробую тебе растолковать, Дэн. В Иерусалиме произошел теракт, твой малыш был там — на тихой, пустынной улице, которая явно не предназначена для вечерних прогулок, заметь. Или скажем так: он находился в месте, где ему совсем уж нечего было делать, — если только у него не было там дел. И на обычную прогулку это не похоже, потому что шел дождь. Итак, это пункт первый. Пункт второй: его близкие друзья в университете — арабы…
— Я не говорил, что они его близкие друзья.
— Да, но ты сказал, что он дружит с ними, потому что не сумел подружиться с израильскими или американскими студентами. Хорошо, вносим поправку: неважно, близкие или нет, но они его единственные друзья. От этого что, легче? Итак: допустим, что один из его хороших друзей, или один из его единственных друзей, просит оказать ему маленькую услугу. «Оставь эту коробочку на подоконнике квартиры моего друга в доме 1 по Мазл Тов-стрит, хорошо, Рой?» Его ведь так зовут? Рой? Или: «Мне надо забросить кое-что в дом моего друга, Рой. Не пройдешься со мной?» И на месте: «Не подождешь минутку на улице, Рой, а если кто-нибудь появится, кашляни, свистни или что-нибудь в этом роде?»
— Мой сын не стал бы…
— То есть, не сомневаюсь, твой сын не стал бы… Позволь только сказать, что чей угодно сын мог бы сделать такое, особенно в наши дни. Я просто предлагаю варианты. И если было что-нибудь похожее, я не уверен, что можно хоть что-то сделать. То есть, если он виновен или как-то связан с этим, я не вижу другого варианта, кроме как ждать, пока они оформят дело и передадут его в суд. И тогда все, что ты сможешь сделать, — это нанять самого лучшего адвоката, какого сумеешь найти. Но если он совершенно невиновен и у них на него действительно ничего нет, кроме его случайного пребывания там, может, что-нибудь и получится.
— Например?
— Мы можем запустить информацию, чтобы она дошла до нужных людей. Услугами обмениваются как бы между прочим — ты случайно вставил слово, а его услышали…
— Понимаю. А что я делаю тем временем?
— Абсолютно ничего. Просто ждешь. Ты возвращаешься в Иерусалим сегодня?
— А как же, я собирался на автобус или…
— Почему бы тебе не покрутиться здесь денек-другой? Возможно, у меня будут для тебя какие-то новости.
Стедман кивнул.
— И вот что, Дэн: если мы разберемся с этим, было бы неплохо, чтобы твой сын вернулся в Штаты, как только получит свой паспорт.
— А это еще почему?
— В таких вещах никогда не ясно все до конца. Иногда к этому причастны больше одного человека, и не все получат информацию одновременно. Кроме того, твой сын, похоже, не с того начал. Он приехал сюда, чтобы чего-то добиться, и пока явно не преуспел. И нет оснований надеяться, что он достигнет большего, если останется до конца года.
— Страшно не хочется забирать его из университета посреди года… Хотя… возможно, ты прав.
— И Дэн…
— Да?
— Побереги себя. Будь осторожен.
— Что ты хочешь сказать?
Донахью помедлил.
— Видишь ли, все службы разведки подозрительны, чтобы не сказать откровенно параноидальны. Им может прийти в голову, что юнец вроде твоего малыша мог действовать по указанию своего папочки.
Адуми никогда не вызвал к себе Иш-Кошера, нет, он просто звонил инспектору из своего пыльного маленького кабинета на третьем этаже.
— Хаим? Это Авнер. Ты занят?
И даже если важнее чтения газеты ничего не было, Иш-Кошер отвечал:
— Сейчас да, Авнер, но минут через пять-десять…
— Я хотел бы повидаться ненадолго. Мне спуститься?
— Пожалуй, лучше я поднимусь. Меньше вероятности, что помешают. Приду, как только смогу.
Потом он тянул время, пока не решал, что пора, и только тогда, прихватив портфель, не спеша, но целеустремленно, как и подобает инспектору, шел по коридору, затем по лестнице до перехода в соседнее здание, еще по одному длинному коридору и еще через один пролет лестницы. Там он останавливался, делал несколько глубоких вдохов, приводя себя в норму, и уже небрежно шел по короткому коридору к кабинету Адуми.
Он сел, поставив портфель на пол между ног.
