Она кинула на него взгляд — нет ли в этом чего-то большего, чем дежурная любезность.
— Я много работаю.
— Должен сказать, это на тебя похоже, Лаура. — Он кивнул на стену. — Новая картина, кажется?
— Ага. Это — Джосая Редмонд. Он делает для нас обложку. Я не купила ее — пока. Это на время. Решила сначала пожить с ней и разобраться, хочу ли я ее.
О Редмонде он слышал. Большой бабник, а работы ценятся очень высоко. Он чуть было не спросил в шутку, проводит ли она ту же политику по отношению к художнику, что и к картине, но сдержался; он знал, что у него это получится жестко и горько. Кроме того, она вполне могла позволить себе купить картину обычным путем. Как главный редактор издательства, она должна неплохо зарабатывать. Поэтому он просто кивнул и рассматривал картину в ожидании, пока она заговорит о причине, по которой хотела его видеть.
«Я должна увидеть тебя, — говорилось в письме. — Крайне важно, чтобы мы обсудили будущее Роя. Я ужасно обеспокоена…» — и так две страницы, где в каждом предложении по крайней мере одно слово было напечатано курсивом. Ее речь немного напоминала это письмо, и когда они только начали жить вместе, ему казалось это странным и привлекательным, придающим некое напряженное волнение ее словам. Позже он обнаружил, что это слегка утомляет.
— Я получила письмо от Роя, — начала она.
— О, тебе он, оказывается, пишет? — На этот раз горечь прорвалась. — Я не получал известий от него с тех пор, как он уехал в Израиль.
— Возможно, если бы ты написал ему…
— Я писал ему дважды. Я должен продолжать писать в надежде, что он не выдержит и ответит?
— Он несчастен.
— Ничего нового. Он был несчастен в колледже. Все его поколение несчастно.
— Он хочет вернуться домой.
— Так в чем дело?
— Потерять год занятий? Если он вернется сейчас домой, он не получит зачета о прохождении курса.
— Нынешних детей это не волнует. Они меняют один предмет на другой и один колледж на другой, как я меняю ботинки. А когда заканчивают, ни к чему не готовы и ни к чему не стремятся. В чем его несчастье? Что-нибудь конкретное, вроде девушки, или что-то общее, вроде положения в мире?
Лаура нервно зажгла сигарету.
— Не понимаю, как ты можешь относиться к этому так легкомысленно, это же твой сын.
— Мой сын! — взорвался он. — Я породил его, надеюсь, но не знаю, какое отношение имел к нему после этого.
— Дэниел Стедман, ты знаешь, что я советовалась с тобой по поводу каждого шага в его жизни, каждой школы, в которую он ходил, каждого…
— Ладно, ладно, давай не будем начинать все сначала. Чего ты от меня хочешь?
— Напиши ему, прикажи остаться до конца года и пригрози, что в противном случае сократишь содержание.
— Понимаю. Я должен притвориться суровым.
— За дисциплину отвечает отец, — натянуто сказала она.
— Он сразу станет счастливым?
— По крайней мере, это может удержать его от каких-нибудь глупостей.
— Я сделаю лучше, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Я поеду и повидаюсь с ним.
— Не можешь же ты вот так подняться и отправиться на другой ко… — Тут она увидела, что он улыбается. — О, ты в Израиль и собирался?
Он кивнул.
— Это книга об израильском общественном мнении.
— Когда ты летишь?
— Завтра. У меня швейцарские авиалинии на Цюрих.
— Не Эль-Аль? Говорят, это безопаснее, они очень осторожны.
— И намного больше народу. Полет длинный, я хочу разбить его. В Цюрихе я смогу ненадолго остановиться, — сказал он как можно небрежнее.
— Цюрих? — Она бросила на него быстрый взгляд. — Ты ни во что не впутался, а?
— Впутался? — засмеялся он. — Что ты имеешь в виду — впутался?
— Я все еще волнуюсь за тебя, Дэн, — просто ответила она.
Он пожал плечами с легким раздражением.
— Ничего особенного. Оттуда я лечу прямо в Израиль.
