В стихах Рериха сближены русские и индийские поэтические традиции. Не поняв этой особенности, нельзя понять и главного: в чем новизна поэтического слова Рериха, в чем сокровенный смысл стихов.
Мир философских мыслей и поэтических образов Индии, как ничто другое, будит его творческое воображение, рождает созвучный отклик в его душе. Индийский писатель и литературовед Генголи, анализируя поэзию Рериха, приходит к выводу, что она «раскрывает его как величайшего мыслителя и пророка». Он пишет: «Его сборник поэм, „Flame in Chalice“ полон глубоких поучений, которые иногда вторят мыслям Упанишад».
Но стихи Рериха не механическое переложение чужого текста. Вопрос, который ставил перед собой пытливый человеческий разум на протяжении многих веков, ставит и поэт: что есть основа сущего? На этот вопрос индийская философия с древнейших времен нередко отвечала одним словом — Абсолют, толкуя понятие широко и многопланово и ни в коем случае не отождествляя его с Богом в узкорелигиозном понимании слова. Собственно, стихи Рериха «Свет» могли быть названы именно словом «Абсолют», ибо речь здесь идет о нем.
Неощутимый, неслышный,
незримый. Призываю:
сердце, мудрость и труд.
Кто узнал то, что не знает
ни формы, ни звука, ни вкуса,
не имеет конца и начала?
Все сияет светом его.
В темноте сверкают
крупицы твоего сиянья,
и в моих закрытых глазах
брезжит чудесный твой свет.
Совершенно индийское по духу стихотворение «Как устремлюсь?». Пафос человеческой устремленности ввысь запечатлен в образах древнеиндийской мудрости.
..В сердце своем ищи
Вриндаван-обитель
любви. Прилежно ищи
и найдешь. Да проникнет
в нас луч ума. Тогда
все подвижное утвердится.
Майи не ужасайтесь. Ее
непомерную силу и власть
мы прейдем.
Индийская традиция здесь выступает в чистом виде. Даже слова-понятия специфичны, и, быть может, непосвященному нужно объяснять, что Майя обозначает мир в его внешне заманчивых, но, в сущности, иллюзорных формах, а Вриндаван — это своего рода аккумулятор, копящий в себе духовную энергию человека. Из мифологии перекочевали птицы Хомы, которые никогда не садятся и которые выводят своих птенцов в недосягаемой высоте среди облаков и звездных зарниц.
Образы Рериха восходят к индийской символике. Достаточно сравнить его стихи с книгой Тагора «Гитанджали», которая, по признанию художника, была для него целым откровением, чтобы понять это. Торжественные слова («царь», «владыка», «могущий») и в тех и в других стихах вырастают из своего первоначального смысла, превращаются в символы и аллегории.
"Ночной мрак сгущался. Наша дневная работа кончилась. Мы думали, что уж прибыл последний гость, и все двери в деревне были заперты. Но кто-то сказал:
— Еще прибудет царь. Мы засмеялись и сказали:
— Нет, этого не может быть.
Нам показалось, что кто-то постучал в двери, и мы сказали, что это только ветер. Мы погасили светильник и отошли ко сну. Но кто-то сказал:
— Это вестник.
Мы засмеялись и сказали:
—Нет. Это ветер…
В полночь послышался какой-то звук. Сквозь сон мы подумали, что это отдаленный гром. Земля задрожала, стены затряслись, и мы очнулись. Но кто-то сказал, что это звук колес. Мы прошептали в полусне:
— Нет. Это гул грома.
Было еще темно, когда забил барабан. Раздался глас: «Вставайте! Не медлите!»
Мы прижали руки к сердцу и дрожали от страха. Кто-то сказал:
— Взгляните — царский стяг! Мы встали, восклицая:
— Больше нельзя медлить!
Царь прибыл, но где же светильники, где венки? Где седалище для него? О, стыд! О, позор! Где чертог, где украшения?
Кто-то сказал:
— Напрасен вопль! Приветствуйте его с пустыми руками, ведите его в пустые покои!
Откройте двери, пусть звучат рога из раковин! В глухую ночь прибыл царь нашего темного, мрачного жилища! Гром грохочет в небесах! Мрак содрогается от молний! Возьми кусок изорванной циновки и расстели во дворе. С бурей прибыл нежданно царь страшной ночи" (Р. Тагор).
А вот чрезвычайно тонкое по рисунку мысли стихотворение Рериха, где слово «царь» тоже играет организующую роль:
В полночь приехал наш Царь.
В покой он прошел. Так сказал.
Утром Царь вышел в толпу.
А мы и не знали…
